Да что ж вы к вечеру всё про "выпить" да про "выпить"
Ну вот Царь-пушка, к примеру, из нее разве стрелять обязательно надо? Чего она тогда аж в кремле стоит, раз не надо (и даже невозможно)? А яйца Фаберже - что, отдать их из Эрмитажа какому-нибудь берлускони, а то они стоят в загашнике, время показывают впустую в темноте и некому посмотреть, который на них час?
Тоже не будучи биохимиком, но имея некоторое представление о принципах старения вина, я предполагаю, что у Хереса де ла Фронтера довольно-таки говенный вкус. Во всяком случае, уж точно непривычный и вряд ли сильно приятный. Букет хереса, в отличие от остальных вин (кроме, разве что, токая) во многом определяется ароматическим грибком. А какой уж там грибок после двухсот лет выдержки в чаче... Вечно-то оно простоит (при условии полной герметичности посуды), спирта там достаточно для глухой консервации, но вкус там будет с каждым десятилетием все менее похожим на херес.
В общем, Херес 1775 года это типа Царь-пушки, из которой выстрелить невозможно и незачем, но которая должна стоять в кремле, а не у кого-то на даче. Потому что она ЦАРЬ-пушка. Тот самый не измеряемый линейкой статус.
Навеяло воспоминания, как у нас в школе в кабинете биологии в закрытых шкафах хранились в банках спирта т.н. "наглядные пособия": заспиртованные жабы, насыпанные горстями мухи, воробьи, летучие мыши, обычные мыши и всякая такая мелкая биологическая дрянь. Они были старые (вероятно, сделанные учениками прошлых десятилетий в рамках какого-то душегубского практического задания) и выглядели жутко, скрюченные в банках в позах мучительной смерти в спирту. Эта настойка на жабах и летучих мышах была такой давней, что экстракт приобрел выраженный цвет: где желтоватый, где коричневатый, где зеленоватый. "Пособия" были настолько омерзительны, что их (во всяком случае, в мое время) никогда не показывали ученикам на уроках, да и сами ученики не решались касаться их: конечно, было бы очень здорово потерроризировать такой жабой девок, но для этого надо было взять банку с полки и вытащить из шкафа, а это уже само по себе вызывало рвотные позывы (не говоря уже о том, чтобы открыть банку и достать оттуда жабу рукой), потому банки просто стояли в шкафу и их никто не трогал.
Никто, кроме бабки-уборщицы, горькой но старательной алкоголички.
Она, по свидетельствам случайных очевидцев, убирая в одиночестве после уроков в кабинете, порой доставала из шкафа какую-нибудь из этих банок, немного отпивала из нее, утирала рот фартуком и продолжала уборку. И правда: некоторые банки были полны лишь наполовину, а местами (в частности, в банке с летучей мышью) спирт плескался уже только на дне и мокрая мышь лежала лишь в мелкой луже бурой жидкости. Видимо, к ней бабка почему-то прикладывалась особенно часто.
Это я к тому, что бабка, видимо, тоже отрицала чисто теоретическую ценность артефактов научных коллекций и отстаивала строго прикладной принцип их практического использования