Dimon писал(а):
Теперь об "откровении" относительно того, что П.С.Нахимов искал смерти. Господь с вами: какое же это откровение? - Ещё Жандр в своим мемуарах, а позже - Сергеев-Ценский, приводили слова Нахимова, произнесённые им после затопления кораблей эскадры: "Теперь мне делать больше нечего".
И в самом деле. Свою судьбу Нахимов неразрывно связывал с флотом. А поскольку флот де-факто перестал существовать... Что мы имеем? - Как выразился бы В.Франкл - отсутствие смысла жизни. Экскурсоводы и музейщики в своих лекциях говорят о великой роли Нахимова в Первой Обороне Севастополя, однако сам Павел Степанович так не считал. Свою роль он видел только в... подбадривании комендоров своим присутствием и распоряжениях по снабжению, которые носили частный характер (почитайте того же Сергеева-Ценского, у которого нет ни единого вымышленного диалога! - как утверждают рецензенты). Гораздо бОльшую роль сыграли Корнилов, Истомин, Тотлебен и Хрулёв. Таким образом, мы вплотную подходим к ответу на вопрос: была ли смерт Нахимова самоубийством?
И смерть В.А.Корнилова, и смерть В.И.Истомина, и смерть П.С.Нахимова - это всё иллюстрации самой обычной бравады и.... да-да, человеческой глупости, корни которой - в непонимании разницы специфики морского боя и позиционной сухопутной войны. На парусном корабле в бою предпринимать какие-то меры предосторожности нет смысла: там - как повезёт. На суше же неоспорима роль такой вещи как маскировка. Пренебрежение маскировкой и осторожностью неминуемо ведёт к смерти.
Ещё в сентябре 1854г. князь Меньшиков отдал приказ о том, чтобы морским офицерам, с целью обеспечения безопасности, в виду их ценности для организации обороны (за орудиями стояли матросы, которыми командовали их же корабельные офицеры) сменить морскую офицерскую форму на сухопутную. Все три ученика М.П.Лазарева - Корнилов, Истомин, Нахимов - демонстративно отказались подчиняться этому приказу. Результат... Чёрное сукно и золотые эполеты были хорошо видны издалека и являлись хорошей мишенью. По каждому из трёх велся ПРИЦЕЛЬНЫЙ огонь! Вот вам и подтверждение бравады и отсутствие понимания специфики сухопутной войны. Жаль... Очень жаль. Но вещи следует называть своими именами.
Что касается поисков смерти. К смерти Нахимов готовился и жить не собирался. Известный факт: На похоронах Корнилова Нахимов забрался в склеп, лёг рядом с Лазаревым и Корниловым, после чего сказал: "Для одного место ещё есть", вызвав тем самым негодование у присутствовавших офицеров. Известне также факт, что Нахимовым после затопления кораблей было написано завещание, которое он показал Корнилову, за что был Корниловым - выражаясь современным языком - "построен", "расчитан по порядку" и далеко послан. Ввиду того, что Нахимов не видел дальше смысла своей жизни без флота, на уровне бессознательного он мог в самом деле искать смерти. НЕОСОЗНАННО. В этом случае нельзя говорить о самоубийстве: оно всегда осуществляется осознанно. Если бы он хотел закончить жизнь самоубийством, то мог бы просто застрелиться после затопления кораблей эскадры.
Резюме может быть таким: Нахимов искал смерти, но спонтанной. Кто знает: может оно и к лучшему. Я не могу даже представить, КАК было бы больно Павлу Степановичу, если бы он был жив в тот августовский день, когда защитники оставляли Южную сторону Севастополя... Не знаю, смог он пережить ещё и этот удар.
Воистину: пути Господни неисповедимы.
Не согласен. Представлять Нахимова как тривиального самоубийцу, по меньшей мере, некорректно.
Это означает крайне поверхностное понимание мотивов действий и поступков Павла Степановича.
Для пояснения приведу небольшой отрывок из исследования Александра Ткачёва «Подпоручикъ Севастопольский».
Цитата:
Отыскать Нахимова в Севастополе всегда было проще, чем любого другого начальника: где злее стрельба, там и адмирал. Если же тихо и в линии небойко постукивает конопатка, тогда где Нахимов, так и "ура" от войск. "Одно воспоминание о благородной личности адмирала Нахимова воодушевляет, и как теперь раздается в ушах восторженное "ура!" всех войск при появлении его на бастионе", — свидетельствовал севастополец. Сколько раз такое "ура" гремело при Толстом?
Нахимовские эполеты превознесены, кажется, всеми мемуаристами. Они всех поражали, кому дано было их увидеть, ибо оставались единственными "толстыми" эполетами в Севастополе, носимыми, как положено: на форменном сюртуке, а форменный сюртук был носим на плечах. Все другие генеральские и адмиральские эполеты, шитые золотом и с витой бахромой, сияли либо под шинелью, либо и вовсе бывали спороты от греха подальше. На солнце золото эполет блестело за версту — за этим блеском охотились не только штуцерные стрелки, но и лучшие комендоры. Нахимова не раз буквально умоляли спороть или прикрыть его знаменитые эполеты, навлекавшие на него десятикратную опасность. Он оставлял эти мольбы без внимания, ценя в эполетах именно то, что они объявляли всем и вся: "Вот и я, Нахимов!" Как символ его высокого чина и высокого служебного положения, эполеты Нахимова не волновали: будучи полным адмиралом, Нахимов продолжал носить контр-адмиральские знаки различия. В сюртуке с эполетами адмирал даже спал, если ночью ожидалась тревога. Во всю оборону он не позволил себе роскоши раздеться на ночь, чтобы по тревоге не терять лишних секунд на сборы. Но нательное белье менялось часто, и воротнички его рубах, "лиселя", всегда были свежи, как только что отбеленная парусина.
Многие аттестовали и аттестуют Нахимова фаталистом, поручившим себя Богу и судьбе и потому не беспокоившегося о своей жизни. Легенда живуча, ибо на виду множество фактов, питающих ее. В литературе муссируются случаи преднамеренных задержек адмирала в самых опасных местах, его ходьба между батареями и бастионами всегда напрямую, по кратчайшей, в полный рост — и даже прозвище адмирала, полученное им от моряков, Нахименко Бесшабашный.
Нахимовская храбрость бесспорна, но причины ее были сложнее.
"Нахимов очень хорошо понимал, что примером своим он поддерживает дух в войсках, как в старших, так и в младших чинах, дух севастопольских защитников... поэтому, если его предостерегали при других, вслух — он непременно сделает наперекор и пойдет; но предостережение можно было делать не вслух, и тогда оно удавалось, — разрушает легенду адъютант адмирала П.Я.Шкот. — Например, ежели адмирал останавливался на опасном месте, куда направлена была усиленная стрельба, или смотрел на неприятеля в амбразуру, что было особенно опасно, так как лишь только от неприятеля закроется в амбразуре свет стоящим человеком, наверное в эту амбразуру летела штуцерная пуля и заслонившего свет убивала или ранила. На бастионах было известно, за которыми амбразурами неприятель особенно наблюдает и где больше бьют. Сопутствуя постоянно адмиралу, я применился к нему и говорил ему тихо: "Ваше высокопревосходительство, отсюда смотреть опасно, тут убито уже сегодня столько-то человек". На это всегда адмирал отвечал: "Ну так что же-с?" - "Вас тут убьют". — "Ну так что же-с? Можно с другого места смотреть", - и перейдет на другое место".
Каждый день Нахимов был под огнем, каждый день рядом с ним, кроме случайных, пролетали прицельно по нему пущенные пули и снаряды. Дважды контуженный и один раз раненный, Нахимов никому не дал об этом знать, даже адъютантам, кроме своего доктора, которого потихоньку вызывал к себе, который менял ему перевязки и которому строжайше было не позволено об этом говорить. "Мне на дело времени нет-с, в суточный размер не укладываюсь, а тут разговоры про пустяки пойдут, про мое здоровье... Лишь бы от дела уклониться, такой народ!"
В отличие от большинства военачальников его эпохи дело для Нахимова олицетворялось не бумагой, хотя по должности главного командира порта, севастопольского губернатора и помощника начальника гарнизона он получал, по извечному российскому канцелярскому заводу, по телеге всяческих бумаг ежедневно на отзыв, просмотр, в отчет, в запрос, в указ и в острастку за неотвечанье на предыдущий №. "Неутомимый враг всякого педантства, всякой бумажной деятельности, он отверг все стеснительные при настоящих бедственных обстоятельствах формальности и этим только достиг возможности быстро и успешно осуществлять свои намерения" (Из воспоминаний Х.Я.Гюббенета) . Нахимов, раз и навсегда решившись, послал к черту все запретительные крючки, всю волокитную политику согласований, увязываний, зондажей и стайерского бега от ответственности, каковым усиленно и со сладострастием занимался всякий русландский николаевский военачальник. Нахимов, на свой страх и риск, делал все, что он был в состоянии сделать в военных обстоятельствах, для гарнизона, для своих моряков, для России.
Дело, по Нахимову, заключалось в точном знании обстановки и обстоятельств, в своевременных распоряжениях, их разумности, в устранении формальных препятствий к их исполнению, в поощрении дельных офицеров и храбрых нижних чинов... Но делом № 1 была для него езда по бастионам и разговоры с людьми.
Должно быть, хоть это нигде не отмечено, за этим стояла и тоска Нахимова по корабельной атмосфере, которой адмирал своими береговыми должностями был лишен. Каждый севастопольский бастион являл собой что-то вроде корабля, намертво заякоренного, ведущего бой на дистанции пистолетного выстрела. Рядами, как в батарейных деках кораблей, здесь стояли те самые орудия, что палили при Синопе, Те же комендоры наводили их — каждого Нахимов знал. Та же прислуга, двенадцать человек на бомбическую пушку, накатывала орудие "к борту" после выстрела, и только примесь серых шинелей к черным, возраставшая с каждым днем, показывала, что враг время даром тоже не теряет, что моряков на каждую пушку остается все менее и менее. "Ну как, еще подержимся?" — "Пока подержимся, Павел Степаныч! — сияет комендор, которого Нахимов отличил перед всеми обращенным к нему вопросом. — А как только останется по три моряка на пушку, шабаш! Боле не сдюжим, Павел Степаныч!" — "Ну, тогда мне самому придется к пушке вставать, милый друг. Покажи прицел, куда твоя пушка палит?"
Регистрация
Вход
Правила форума
Поиск
Замечательно и точно все сказано!
Но в следующем году мы туда прорвемси)))
Может кто-нибудь прислать? Я правильно понял, что речь идет про этот бюст:
