В. Г. ЗАРУБИН
К ВОПРОСУ О ВОССТАНИИ КРЫМСКИХ ТАТАР В ГОРНОМ КРЫМУ (1918 г.)
События гражданской войны в Крыму резко обострили межнациональные отношения на полуострове. Ухудшение их началось еще с мировой войны. Достаточно восполнить часто необоснованные подозрения и репрессии властей, отражавшиеся на психологии населения, в отношении крымских немцев, а также татар; депортации из Крыма турецко-, германско- и австро-венгерских подданных (Кащенко 1991, с. 30—32). В период войны развернулось, с благословления властей Российской империи, переселение в Крым армянского и греческого населения из Турции, спасавшегося от резни (1915 г.) и, естественно, проникнутого антисламскими настроениями.
После Февральской революции на полуострове создаются и действуют всякого рода национальные общества и организации (Дементьев, Зарубин 1993, с. 1). Наиболее влиятельной из них стал Мусульманский исполком, начавший с июня 1917 г. формировать собственные вооруженные силы. Это привело к конфронтации с губернскими властями и аресту председателя Мусисполкома, муфтия Н. Челеби Джихана (Челеби Челебиева) (ЦГАК, Ф. Р — 1694, оп. 1, д. 63; Сеитбекиров, 1992). Контакт национальных организаций не получался не только с органами Временного правительства, но и с Советами. Так, 30 марта 1917 г. исполком Симферопольского Совета отклонил просьбу татар о предоставлении им мест в этом органе. Участник событий, меньшевик левого толка И. Ф. Федосеев вспоминал: Совет «среди нацменьшинств определенной работы не вел. В своем составе представителей от нацменьшинств не имел (...) По существу, Совет был противником национальной автономии» (Зарубин 1990, с. 25). К сожалению, сколько-нибудь оформленной программы решения национального вопроса в Крыму мы не найдем в документах ни одной общеполитической крымской организации.
Октябрьский переворот в Петрограде вызвал негативную реакцию руководства крымскотатарского национального движения, равно как и большинства политических партий Крыма. На антибольшевистской основе 20 ноября складывается многопартийный Таврический губернский совет народных, представителей (СНП), включавший активистов различных национальностей (из 48 членов — 3 от татар, 3 от украинцев, 3 от великороссов, 2 — от евреев и крымчаков, 2 немца, по одному — от греков, армян и эстонцев) (Южные Ведомости 1917, 25 ноября). 26 ноября начинает работу крымскотатарский Курултай, сформировавший национальное правительство — Директорию и провозгласивший Крымскую Народную (Демократическую) Республику. СНП и Директория находят общий язык и создают объединенный Штаб крымских, войск, основу которого составили крымскотатарские кавалеристы — эскадронцы. Штаб возглавили один из лидеров национального движения татар Дж. Сейдамет и полковник. Макухин. Большевики в союзе с левыми эсерами в конце 1917 — начале 1918 гг. утверждаются в Севастополе (Зарубин 1993, с. 202—212).
Стороны накапливают силы, ибо именно сила начинает определять ход и результаты дальнейших событий. Штаб крымских войск вербует добровольцев — русских офицеров, крымских татар; формируются греческий батальон, еврейский отряд, армянская и польская роты (в целом эти силы составляли примерно шесть тысяч человек). Что касается большевиков и левых эсеров, то они установили контроль над значительной частью Черноморского флота. С 20-х чисел декабря дело доходит до вооруженных столкновений между противниками. Так в Крыму начинается гражданская война.
Крайний характер приняли события на Южном берегу.
После падения в конце апреля 1918 г. власти большевиков утвердившееся на время правительство М. А. Сулькевича, опиравшееся на германские войска, «в виду обострения отношений между представителями различных национальностей, населяющих Южный берег Крыма» (ЦГАК, ф. 483, оп. 4, л. 1198, л. 15, 19), предприняло расследование происходившего. Параллельно вела расследование следственная комиссия Курултая. Дело также изучала особая комиссия по расследованию злодеяний большевиков при Главнокомандующем вооруженными силами на Юге России (1919 г.).
Источники донесли до нас следующую картину событий. Так, 8—16 января ареной кровавых событий стала Ялта. Матросы (миноносца «Хаджибей») вступили в бой с эскадронцами. В сражении участвовала даже авиация. Корреспондент столичной газеты свидетельствует: «Паника создалась невообразимая: застигнутые врасплох жители бежали в одном белье, спасаясь в подвалах, где происходили душераздирающие сцены (...) На улицах форменная война: дерутся на штыках, валяются трупы, течет кровь. Начался разгром города». Ялта была взята большевиками, последовали аресты и расстрелы. «Расстреляно множество офицеров. Между ними князь Мещерский, Захарато, Федоров. Расстреляны также 2 сестры милосердия, перевязывавшие татар». Жертв было насчитано до 200 человек (Петроградское эхо, ЦГАК ф- П— 150, оп. 1, д. 67, л. 24—24, об.).
Татарское население, спасаясь от артобстрела, покинуло деревни Дерекой и Ай-Василь (ныне входящие в территорию г. Ялты), уходя в Биюк-Озенбаш (ныне с. Счастливое Бахчисарайского района). Их дома и имущество грабились аутскими греками (ЦГАК, ф. 483, оп. 4, д. 1285, л. 7—9, 27—28).
С этого времени межэтнические (а, по существу, во многих случаях бытовые) конфликты экстремизируются. Среди эскадронцев усиливаются русофобские настроения, среди матросов ЧФ — антитатарские. Эскадронцами было разграблено имение Мордвинова (ЦГАК, ф. Р—1694, оп. 1, д. 66, л. 80, 98). Вряд ли могли успокоить страсти такие слова воззвания Севастопольского военно-революционного комитета (9 января 1918 г.): «Товарищи матросы, солдаты и рабочие, организуйтесь и вооружайтесь все до одного! В опасности Севастополь, весь Крым. Нам грозит военная диктатура татар! Татарский народ, как и всякий народ, нам не враг. Но враги народа рисуют события в Севастополе в таком виде, чтобы натравить на нас татарский народ. Они изображают севастопольских матросов разбойниками, угрожающими жизни и спокойствию всего Крыма. Наэлектризованные злостной агитацией, темные татары — эскадронцы ведут себя в Симферополе, в Ялте и в других городах, как завоеватели. На улицах там нередко происходят избиения нагайками, как при царском режиме. Эскадронцы в Симферополе проезжают по тротуарам, тесня толпу лошадьми, как царские жандармы, подслушивают, оглядывают каждого прохожего. Худшими временами самодержавия грозит нам военная диктатура татар, вводимая с согласия Центральной Рады» (Борьба за Советскую власть в Крыму 1957, с. 154).
Что касается украинской Центральной Рады, официально, в своем третьем Универсале (ноябрь 1917 г.), отказавшейся от претензий на Крым, но фактически уже с осени этого года предъявлявшей таковые,— то Черноморский флот, согласно постановлению 10 января 1918 г., выступил против нее (Бош 1990, с. 171 — 172).
Очевидец ялтинских событий, барон П. Н. Врангель, чудом избежавший расправы, вспоминал о тогдашних настроениях матросов (кто-то успокаивал барона) «Мы никого не трогаем, кроме тех, кто воюет с нами». «Мы только с татарами воюем»,— сказал другой. «Матушка Екатерина еще Крым к России присоединила, а они теперь отлагаются...» Как часто впоследствии вспоминал я эти слова, столь знаменательные в устах представителя «сознательного» сторонника красного интернационала» (Врангель, 1992, с. 85).
Согласно документальным свидетельствам, большевиков активно поддержала часть греческого населения, в основном из района Балаклавы и Южного берега, среди которого было немало рыбаков, лодочников, ремесленников, чернорабочих, «листригонов», воспетых А. И. Куприным. Большевистская риторика удачно наложилась на местную социально-этническую почву. К тому же в национальных устремлениях крымских татар греческое население могло увидеть угрозу своим правам.
Один из свидетелей ялтинской трагедии позже на следствии показывал (татарин из Дерекоя): среди матросов и красногвардейцев, участвовавших в погромах, были «ялтинские, балаклавские «босяки», аутские, балаклавские греки, были и жители Дерекоя — русские» (ЦГАК, ф. 483, оп. 4, д. 1285, л. 9, об.— 10). А привлеченный к следствию грек П. К- Харламбо из Ялты объяснял случившееся побуждениями, «проистекавшими из племенной вражды греков к татарам» (ЦГАК, ф. 483, оп. 4, д. 1285, л. 87, об.).
В декабре 1917 — январе 1918 гг. бои прокатились не только по Ялте, но и по Керчи, Феодосии, Симферополю; сражения произошли под Севастополем, у станции Сюрень (ныне Сирень), Альмой, (ныне Почтовая) и в других местах. Макухин и почти все члены Штаба крымских войск были взяты в плен и расстреляны. Дж. Сейдамет, бросив остатки эскадронцев, бежал в Турцию. В Крыму установилась диктатура большевиков и левых эсеров. Начался террор. Сотни офицеров и эскадронцев, представителей буржуазии, были убиты. 23 февраля 1918 г. (н. ст.) в Севастопольской тюрьме матросы бессудно расстреляли муфтия Н. Челеби Джихана.
Нельзя обойти вниманием тот факт, что в составе большевистских отрядов этого времени мы находим некоторую (видимо, весьма незначительную) часть крымских татар. Так, из 88 человек, после падения власти Советов подлежавших аресту и разыскиваемых летом 1918 г. «по делу о массовых убийствах в Евпатории», было 4 татарина (ЦГАК, ф. 483, оп. 4, д. 1225, л. 179).
После победы большевиков значительные группы эскадронцев и офицеров, не сложив оружия, укрылись в горах, как писал Дж. Сейдамет, «выжидая соответствующего момента, чтобы изгнать захватчиков» (Sejdamet, 1990, S. 77).
Новая власть пыталась привлечь на свою сторону татарское населениея, выпускала воззвания, но, по словам участника событий большевика В. Елагина, «татарские эскадронцы... уходили в свои степи и горы, не читая этих воззваний, написанных на непонятном им русском языке,— уходили, полные горечи и ненависти к победителям — большевикам. В этом символ: Советская власть в Крыму, с момента возникновения ее до момента гибели под натиском немцев, оставалась русской, говорила на чуждом для татар языке. Крымские большевики в 1918 году не смогли разрешить национального вопроса» (Елагий, 1992, с. 105).
Хотя в Совете Народных Комиссаров Социалистической Советской Республики Тавриды (19 марта—конец апреля 1918 г.) было два татарина — И. К. Фирдевс (Керимджанов), первый большевик из крымских татар (в качестве наркоминдел и наркома по делам национальностей), и И. С. Идрисов, его помощник,— заметных следов своей работы они не оставили (Зарубин 1990, с. 48). А ведь еще 24 ноября 1917 г. II съезд РСДРП (б) Таврической губернии принял резолюцию, в которой, признавая, «что население Крыма состоит из различных национальностей, из которых татары не являются численно преобладающим элементом (только 18 % всего населения)», сделал вывод: «В силу местных особенностей единственно правильным решением вопроса об автономии Крыма (является — Авт.) референдум (народное голосование) среди всего населения Крыма» (Борьба за Советскую власть в Крыму 1957, с. 118). Сам И. К. Фирдевс, рассуждая о национальном аспекте создания Республики Тавриды признавал позже, что она была организована «без принципиального обсуждения этого вопроса в рядах партии и Советских органов в плоскости осуществления национальной политики» (Зарубин 1990, с. 251) Национальная линия, во всяком случае части руководства Тавриды четко выражена в заявлении председателя Таврического губернского съезда Советов, земельных и революционных комитетов Н. И. Пахомова (март, 1918, г.): «Национальным вопросам места быть не может» (цит. по: Атлас 1933, с. 143). И это при том, что среди делегатов съезда было (из примерно 700 человек) 120 крымских татар. Национальный вопрос в повестку дня не включался. В состав ЦИК не был избран ни один татарин (Советов, Атлас 1933, с. 7).
Такой подход, разумеется, отталкивал от властей татарское население. Вызывали недовольство также и огульная национализация предприятий, и трансформация имений в совхозы, коммуны, артели, несмотря на желание крестьян разделить эту землю поровну, и продовольственная диктатура, и насильственные мобилизации, и разверстка лошадей и пр.
Поручик М. Хайретдинов показывал следственной комиссии Курултая: «Большевики хорошо знали, что их декреты не имели для татар особенного значения и не проводятся в жизнь. Кроме того, несмотря на упорные требования военных комиссаров, ни один татарин не записался в Красную армию и при мобилизации специалистов ни один татарин не пошел служить. Все эти обстоятельства давали большевикам чувствовать, что татары относятся к ним не только не сочувственно, но даже враждебно» (О протоколах следственной комиссии Курултая, с. 91).
Ему вторит П. Н. Врангель, скрывавшийся с конца февраля 1918 г. в Мисхоре: «Хотя в ближайшей татарской деревушке Кореизе был также введен советский строй и имелся свой совдеп, но татарское население, глубоко враждебное коммунизму, приняв внешние формы новой власти, по существу осталось прежним» (Врангель 1992, с. 93).
Межнациональные отношения на полуострове оставались сложными. Стычки продолжали сотрясать различные уголки Крыма. Особенно серьезным положение было в горных районах, где большинство жителей составляли крымские татары. Январские погромы не были ими забыты.
Стоило в середине апреля германским частям и украинским дивизиям Рады подойти к Перекопу, а Советской власти — перейти к защите, как на побережье от Судака до Ялты стычки стали перерастать в вооруженные выступления. В двадцатых числах апреля на Южном берегу разгорается крымскотатарское восстание, которое сами участники назвали «народной войной» (ЦГАК, ф. 483, оп. 4, д. 1219, л. 2). С гор спускаются эскадронцы и офицеры, увлекая за собой местное население.
Показателен эпизод, имевший место в деревне Кизилташ (ныне Краснокаменка Ялтинского горсовета). Он расследовался после падения власти большевиков исполняющим обязанности судебного следователя И. А. Буниным. Числа 21 — 22 апреля в деревню прибыло «два автомобиля с вооруженными офицерами, украинцами и татарами. Они, обратившись к собравшимся, объявили им о занятии Симферополя германцами и убеждали их организовать отряды и наступать на Гурзуф и Ялту с целью свержения власти большевиков» (ЦГАК, ф. 483, оп. 4, д. 1219, л. 119). На следующий день к Гурзуфу через Кизилташ проследовал украинско-татарский отряд численностью до 140 человек.
Восстание разгоралось. По-видимому, центром его являлась Алушта, «где организовавшийся в ночь на 22 апреля мусульманский комитет фактически взял всю власть в свои руки» (Елагин, 1992, с. 106). Выступления повстанцев произошли также в Феодосии, Судаке, Старом Крыму и Карасубазаре (Белогорске). В трех последних городах им удалось захватить власть. Председатель Судакского ревкома Суворов был арестован и зверски замучен (Гарчев, Кононенко, Мак-сименко, 1990, с. 96). Восставшие заняли деревни Кучук-Узень (ныне Малореченское), Корбек (Изобильное), Биюк-Ламбат (Малый Маяк; все — Алуштинского горсовета), Коуш (Шелковичное), Улу-Салу (Синапное; оба — Бахчисарайского района) и др. Движение охватило значительную территорию горного Крыма.
Татары обрушили гнев не только на большевиков, но и на местное христианское население, особенно греков, с которыми они отождествляли Советскую власть. (Обратим внимание, что как раз в это время — 22 апреля — праздновалась православная пасха). Громились греческие поселения.
Уроженка Ялты Варвара Андреевна Кизилова, 1905 г. рождения, рассказывала автору статьи, что столкновения с татарами происходили и на окраинах Ялты. Один из ее родственников, бежавший в город из Гурзуфа, где также шла резня христианского населения, был здесь схвачен и вскоре убит татарами только за то, что выстроенная им пристройка к дому закрывала вид на мечеть. Повстанцы, видимо, были достаточно организованы. По свидетельству вернувшегося в мае на полуостров Дж. Сейдамета, «вступив в Крым, немцы застали здесь не только татарские военные силы, которые почти всюду шли в авангарде немецкой армии против большевиков, но и татарские организации даже в маленьких деревушках, где их приветствовали национальными флагами» (Sejdamet, 1990, S. 78).
Не имея возможности оказать сопротивление вторгшимся в Крым в нарушение Брестских договоренностей германцам и не дождавшись корабля из Севастополя, бежавшие в Ялту несколько членов руководства Республики Тавриды — А. Слуцкий, Я Тарвацкий, С. Новосельский, А. Коляденко, И. Финогенов, И. Семенов, С. Акимочкин и два члена Севастопольского Совета — решили добраться на автомобиле по побережью до Феодосии. 21 апреля у деревни юк-Ламбат они попали в засаду, устроенную повстанцами, и отправлены в Алушту. 22 и 23 апреля во время допросов арестованные подверглись пыткам и издевательствам, после чего, 24 апреля, были расстреляны в балке близ Алушты. Остаться в живых удалось только тяжелораненным Акимочкину и Семенову (Семенов 1933, с. 43—56).
Однако у большевиков еще были силы для сопротивления. Из Севастополя в Ялту прибыл миноносец с десантным отрядом, который вместе с местными красногвардейцами двинулся на Алушту. Как и в январе 1918 г., красногвардейцев и матросов поддержали многие греки, движимые жаждой мести. 23 апреля, в 12 км от Ялты, татарские повстанцы были разбиты, началось их преследование, сопровождавшееся насилиями по отношению к татарскому населению. Свидетельница Лидия Ломакина в показаниях упомянутому И. А. Бунину заметила о событиях в Кизилташе: «...Подступив к деревне, красногвардейцы и греки поставили в разных пунктах на шоссе пулеметы и начали обстреливать деревню; одновременно с тем ими произведены были поджоги... в тот же день началась ловля татар красногвардейцами и греками и стрельба по ним; через два-три дня после того деревня была подожжена в центре... пожар распространился на всю так называемую Старо-Мечетную часть Кизильташа, в коей выгорело до 20 домов; пожаром уничтожено и все находившееся в них имущество». Население в страхе разбегалось. Следователь констатировал, что «небольшая шайка красногвардейцев из греков-жителей г. Гурзуфа ... терроризировала жителей деревни, производя убийства и расстрелы татар, поджоги их домов, разграбление имущества и прочие насилия...» В селении было расстреляно 13 жителей. Их трупы были обнаружены в могилах и общих ямах обезображенными, «у некоторых... обрезаны уши и носы, разбиты прикладами головы..."; заметно, что их избивали камнями (ЦГАК, ф. 483, оп. 4, д. 1219, л. 119—125).
Из местных жителей, по показаниям свидетелей, активную роль в зверствах сыграл немец П. Л. Бейерле. Однако конкретную вину его, кажется, так и не удалось доказать. Более того, он заявил, что еще 7 апреля, в районе Коуша, был убит его отец, а 18 апреля в Кизилташе убита мать, дом сожжен, имущество разграблено. Сам он был арестован татарами и содержался в Биюк-Ламбате, откуда его освободили большевики (ЦГАК, ф. 483, оп. 4, д. 1219, л. 42, 45).
24 апреля красногвардейцы ЕОШЛИ В Алушту. Этот день,— пишет современник,— «является одним из печальнейших дней в истории уродливой большевистско-татарской борьбы. После обстрела Алушты артиллерийским огнем с миноносца разъяренные гибелью комиссаров матросы, сломав сопротив¬ление восставших, ворвались в городок. Рассыпавшись в по¬гоне за отступавшими по его узеньким улицам, они рубили без разбора всех попадавшихся им навстречу татар. Татарское население Алушты и окрестностных деревень, побросав свои очаги, бежало в горы и скрывалось там вплоть до того момента, когда матросские отряды, прошедшие с боем почти до Симферополя, были оттянуты в Ялту, а Алушту 27 апреля занял эскадрон немецких уланов» (Елагин 1992, с. 106).
Теперь — свидетельства алуштинских татар. Группа красногвардейцев ворвалась в дом Бекира Мемедова, где пряталось несколько жителей, и потребовала выдачи якобы скрывавшихся в доме эскадронцев. «Им заявили, что никаких эскадронцев нет, после чего они сделали обыск. Один из красногвардейцев — грек, ругаясь, стоя у лестницы, сказал, что вы еще будете воевать 100 раз, но за каждого убитого грека убьем 100 татар — весь Гурзуф мы перебили и вас всех сейчас перережем». Семеро мужчин были уведены в неизвестном направлении, и больше их никто не видел' (ЦГАК, ф. 483, оп. 4, д. 1224, л. 4—6). Антитатарские погромы зафиксированы также в Никите и Ялте (ЦГАК, ф. 483, оп. 4, д. 1224, л. 7).
В Феодосии части красногвардейцев и матросов с помощью миноносцев «Фидониси», «Звонкий» и «Пронзительный» легко подавили татарское выступление. Затем большевистские отряды с боем взяли Судак (Гарчев, Кононенко, Максименко 1990, с. 96). В отдельных районах восстание продолжалось до 30 апреля, до окончательного падения Республики Тавриды.
Особая комиссия по расследованию злодеяний большевиков, состоящая при Главнокомандующем вооруженными силами на Юге России, обобщив факты, собранные следственной комиссией Курултая, 24 июня 1919 г. в Екатеринодаре сделала заключение, что «за два, три дня апреля месяца убито мирных жителей более 200, уничтожено имущества, точно зарегистрированного, на 2 928 000 рублей, общий же ущерб, причиненный большевиками татарскому населению Алушты, Кизильташа, Дерекоя, Алупки и более мелких поселков, по приблизительному подсчету превышает 8 000 090 рублей. Тысячи жителей оказались нищими» (Фельштинский 1990, с. 47). Межнациональные столкновения продолжались в течение некоторого времени и после падения большевистской власти в Крыму.
Такова мрачная страница крымской истории времен начала гражданской войны. В описываемых событиях смешались классовая и национальная нетерпимость, бесмыссленная ярость толпы, развязанные безнаказанностью инстинкты, да и просто желание поживиться за счет ближнего своего. В условиях хаоса и безвластия, наступления внешних сил, имевших собственные цели, появился «удобный» повод отомстить за прошлые обиды, ограбить и унизить, если не убить соседа. Будем знать и помнить об этом, дабы не допустить повторения в любой форме, ведь в гражданской войне не бывает и не может быть победителей.
ЛИТЕРАТУРА
Атлас М. Л. Борьба за Советы. Очерки по истории Советов в Крыму (1905—1919 гг.).—Очерк.—Киев, депон. № 432245.—1990.
Борьба за Советскую власть в Крыму. Документы и материалы.— Симферополь: Крымиздат, 1957.— Т. 1.
Бош Е. Б. Год борьбы.— Киев: Издательство политической литера¬туры Украины, 1990.
Врангель П. Н. Воспоминания. Южный фронт (ноябрь 1916 г.— ноябрь 192 0г.).—Москва: ТЕРРА, 1992.—Ч. I.
Гарчев П. I., Кононенко А. П., Максименко М. М. Рес¬публика Таврда.— Київ: Видавництво політичної літератури України, 1990.
Де м е н т ь е в Н. Г., Зарубин А. Г. История Крыма.— Симферополь: Атлас, 1993.
Елагин В. Националистические иллюзии крымских татар в революционные годы // Забвению не подлежит. (Из истории крымскотатарской государственности и Крыма).— Казань: Татарское книжное издательство, 1992.
Зарубин А. Г. Из истории формирования Советской власти в Крыму (1905—1919 гг.).—Очерк.—Киев, депон. № 432245.—1990.
Зарубин А. Г., Зарубин В. Г. Крымскотатарское национальное движение в 1917 — начале 1918 гг. // История и археология Юго-Западного Крыма.— Симферополь: Таврия, 1993.
Кащенко С. Г. Немецкое население Крыма в годы первой мировой войны // Проблемы истории Крыма: Тезисы докладов научной конференции 23—28 сентября.— Симферополь: Редотдел Крымского управления по печати, 1991.— Вып. 2.
О протоколах следственной комиссии Курултая // Советов В. Атлас М. Расстрел советского правительства Крымской Республики Тавриды.— Симферополь, 1933.
Сеитбе киров Э. Впереди еще была борьба... // Авдет.— 1992.— 17 сентября.
Семенов И. Расстрел Совнаркома и Центрального исполнительного комитета Республики Тавриды в 1918 году. Воспоминания расстрелянного // Советов В. Атлас М. Расстрел Советского правительства Крымской Республики Тавриды.— Симферополь, 1933.
Советов В., Атлас М. Расстрел Советского правительства Крымской республики Тавриды.—Симферополь: Крымгиз, 1933.
Фельштинский Ю. Безумие во имя идей. Особая комиссия по расследованию злодеяний большевиков, состоящая при Главнокомандующем вооруженными силами на юге России, сообщает: // Родина.— 1990.— № 10.
Южные Ведомости.— 1917.— 25 ноября.
Sejdamet Dz. Krym.//Zycie musulmanskie (The Islamic Life).— 1990.—Nr. 2—3 (Warszawa).
Опубликовано: Зарубин В.Г. К вопросу о восстании крымских татар в горном Крыму (1918 г.) // Проблемы истории и археологии Крыма. Симферополь: Таврия, 1994. С.225-235.
|