Н.Н. Колесникова,
заведующая научной библиотекой «Таврика» им. А.Х. Стевена
Неизвестная рукопись статьи А.Л. Бертье-Делагарда
В 2002 году в одной из книг (инв. № 1276) фонда иностранной литературы научной библиотеки «Таврика» им. А.Х. Стевена Крымского республиканского краеведческого музея нами были обнаружены рукописные листочки форматом А5 на 14 нумерованных страницах. Рукопись не озаглавлена, но в конце текста стоит владельческая надпись: «Копия статьи А.Л. Бертье-Делагарда. Принадлежит мне. А. Маркевич».
Сама статья заканчивалась припиской: «Писал около 1884 года в Севастополе; первая археологическая попытка, весьма неудачная, хотя и верная в существах». Итак, и автор статьи, и время ее написания указываются точно. Нет сомнений и в том, чьей рукой написана копия. В фондах Крымского республиканского краеведческого музея хранится архив Арсения Ивановича Маркевича. Его аккуратная, разборчивая вязь письма легко узнаваема, да и владельческая надпись указывает на него. Найти еще один документ, написанный рукой А. Маркевича, — большая удача. Но эта находка еще и открытие неопубликованной и неизвестной статьи А.Л. Бертье-Делагарда. Наши предварительные исследования показали, что ни в фондах музея, ни в Госархиве Крыма оригинала этой статьи нет. Самая первая печатная работа А.Л. Бертье-Делагарда увидела свет в 1886 году, самая ранняя неопубликованная рукопись, хранящаяся в фондах музея, датирована 1885 годом. Ничего общего по содержанию с обнаруженной статьей они не имеют.
Рукопись посвящена резонансному в то время вопросу, однозначного ответа на который ни археологи, ни филологи, ни историки не дают до сих пор: где искать места странствований Одиссея (латин. — Улисса) и его спутников.
История вопроса такова. В классической научной литературе, у многочисленных истолкователей и комментаторов Гомера установилось мнение, что Гомеру было совершенно неизвестно Черное море, и все места странствований Улисса относили обыкновенно к Средиземному морю. Известный переводчик Гомера на немецкий язык Иоганн Фридрих Фосс (1751—1826) составил даже карту странствований Улисса и издал ее при своем переводе «Одиссеи» (1781). Немецкий ученый и географ Конрад Маннерт (1756—1834) в своем капитальном сочинении по древней географии греков и римлян («Geographie der Grichen und Romer») (1788—1825) также придерживался мнения, что греки времен Гомера не знали Черного моря.
Первым «решительно признал», что приключения Одиссея, описанные в 10, 11 и 12 главах поэмы, происходили на Черном море, французский геолог Дюбуа де Монтпере в многотомном сочинении «Путешествие вокруг Кавказа, по Черкесии и Абхазии, Мингрелии, Грузии, Армении и Крыму» (Париж, 1839—1843). Такое же мнение находим в работе Ашика «Боспорское царство» (1848).
В 1860 году в трех номерах журнала «Радуга» были опубликованы «Очерки горной части Крыма» Г. Караулова. В статье «Балаклава и ее окрестности» он высказывает следующее мнение: «Трудно нарисовать более верную и более ясную картину Балаклавы, чем она изображена ... в стихах старика Гомера!». Караулов Григорий Эммануилович (1824—1883) — историк литературы и археолог, действительный член Одесского общества истории и древностей, автор «Очерков истории русской литературы» (Феодосия, 1865), «Сборника образцовых сочинений лучших русских писателей» (вышло два издания). Среди археологических работ — «Крымские пещерные города и крипты», «Древний христианский храм, открытый в Партените». Участвовал в переводе сочинения П.С. Палласа, в составлении «Путеводителя по Крыму».
В начале 70-х годов XIX века этим вопросом заинтересовался выдающийся естествоиспытатель, знаменитый эмбриолог Карл Эрнест Бэр (1792— 1876), один из самых деятельных членов Академии наук (СПб.). К. Бэр предпринял за счет правительства несколько путешествий для исследования России.
В 1873 году в Санкт-Петербурге на немецком языке вышла книга К. Бэра «Исторические вопросы, решаемые натуралистом». В главе «Где должно искать местности странствований Одиссея» Бэр утверждает, что Гомер был знаком с северным берегом Черного моря и приключения Одиссея (Улисса) в 10, 11 и 12 главах поэмы происходили на Черном море. «Славная пристань», «меловая бухта», «порт Листригонов» — это Балаклавская бухта. Царство мертвых Одиссей находит у киммериан, местопребывание которых, по рассуждению Бэра, находилось по обеим сторонам Керченского пролива (Боспор Киммерийский), а извержения и действия грязных (грязевых) вулканов и нефтяных ключей на Тамани напоминают собой картины ада.
В 1874 году немецкий журнал по классической литературе «Literariches Centralbat» напечатал критическую статью, в которой называл работу Бэра полной одними фантазиями и не советовал своим подписчикам даже читать ее.
Эта статья вызвала резкий и остроумный ответ Бэра, помещенный в газете «St. Peterburger Zeitung» (1875, № 184): «Знакомство Гомера с северным берегом Черного моря». В ней К. Бэр обращается «с вызовом к тем из жителей русского государства, которым удастся побывать у северных берегов Черного моря, чтобы они, увидав те места собственными, открытыми глазами, проверили их с указаниями статьи, сличив притом их и с самим текстом Одиссеи... Ведь в этом есть даже кое-что патриотическое, если мы не допустим, чтобы у нас похитили, так сказать, гомеровские местности».
В апреле 1876 года К. Бэр обратился к члену Одесского общества истории и древностей профессору Ф.К. Бруну с просьбой прислать вид всей Балаклавской бухты. В ноябре 1876 года он благодарил Бруна за рисунки Балаклавской бухты (Бэр получил рисунки, сделанные с натуры архитектором Д.Е. Мазировым, которые представляют вид Балаклавы и вход в ее бухту с моря). Вместе с рисунками он получил и статью Г. Караулова «Балаклава и ее окрестности».
Вопрос о местностях в Одиссее так занимал К. Бэра, что он подготовил вторую редакцию своей работы, которая была издана посмертно Л. Штида в 1878 году под заглавием «О местностях в Одиссее».
7 сентября 1877 года Г.Э. Караулов пишет статью «Исторические вопросы, решаемые натуралистом». Статья напечатана в X томе «Записок Одесского общества истории и древностей». В ней Г.Э. Караулов дает краткий обзор содержания главы «Где должно искать местности странствований Одиссея» из книги К.Бэра «Исторические вопросы, решаемые натуралистом» (СПб., 1873, на нем. яз.), приводит полный перевод газетной статьи «Знакомство Гомера с северным берегом Черного моря» (1875) и в конце знакомит с небольшой выдержкой из своей статьи «Балаклава и ее окрестности» (впервые напечатана в журнале «Радуга», 1860, № 2—4). Статья Г. Караулова в «Записках Одесского общества» и послужила причиной тому, что в спор о местностях в «Одиссее» включился А.Л. Бертье-Делагард, действительный член Одесского общества истории и древностей с 1880 года.
В своей рукописной статье А.Л. Бертье-Делагард соглашается с утверждением К. Бэра, что Гомер был знаком с северным берегом Черного моря и что описания некоторых мест этого берега изображены им наглядно в «Одиссее». Но он утверждает, что главы 10, 11 и 12 поэмы ни в какой мере не «относятся к нашей Балаклаве». Он подвергает сомнению слова
Г. Караулова: «трудно нарисовать более верную и более ясную картину Балаклавы» и «тот, кто знаком с Балаклавскою бухтою, легко себе может представить, до какой поразительной верности представлена Гомером эта картина...» (статья «Балаклава и ее окрестности»), так как:
— Балаклавская бухта не могла быть незаселенной и безлесной;
— Артакийский источник спутники Улисса не могли не увидеть, к тому же он не единственный, в Балаклаве очень много отличных, совсем мелких колодцев;
— Балаклава окружена не отвесными скалами и утесами, с которых можно бросать огромные камни, а каменистыми горами, с которых нельзя бросить в бухты и маленького камня и т. д.
Копия статьи была обнаружена в книге «Uber die Homerischen Lokalitaten in der Odyssee» von Dr. Karl Ernst von Baer («О местностях в Одиссее» К.Э. Бэра), изданной после смерти К. Бэра профессором Дерптского университета (Дерпт — Юрьев, Тарту: Эстония) Л. Штидой (L. Stieda) в Брауншвейге в 1878 году. Издание дополнено иллюстративным рядом: карта Фосса к Одиссее, рисунки Балаклавской бухты, присланные К. Бэру Ф. Бруном, гравюры к Путешествию П.С. Палласа.
В книге много пометок на полях рукой А. Маркевича: «за», «против» и др. Очевидно, Арсений Иванович пользовался статьей А.Л. Бертье-Делагарда при изучении посмертной работы К. Бэра.
Нам кажется, эта статья более подходит под категорию литературной критики, чем археологической работы. Что же касается «верности в существах», мы склонны принять сторону Александра Львовича: Гомер был знаком с северным берегом Черного моря, но многое в поэме преувеличено и подогнано под эффектные сцены и развязки, так что говорить о «строгом согласии с действительностью» — большое преувеличение и натяжка в статье Г. Караулова.
Данный вопрос остается открытым: до сих пор существуют разные версии о местностях странствий Одиссея и его спутников. Так, известный ученый и мореплаватель Т. Северин считает, что бухта листригонов — это бухта Мезапос на острове Крит (см.: Шавшин В.Г. Балаклава. — Симферополь, 1994. — С. 9).
Предлагаем вашему вниманию недавно обнаруженную статью А.Л. Бертье-Делагарда.
Цитата:
В X томе «Записок Одесского общества истории и древностей» помещена статья, озаглавленная «Исторические вопросы, решаемые натуралистом», написанная по поводу заметки академика Бэра.
Сущность этой статьи заключается в доказательстве знакомства Гомера с северным берегом Черного моря, картины некоторых мест которого «очевидно переданы поэтом с натуры». Для доказательства такого положения Бэр обращался не к филологам и записным ученым, а к обыкновенным читателям, побывавшим на берегах Черного моря. Только в этом последнем качестве я и позволяю себе сказать несколько слов о настоящем вопросе; в сущности дела приходится сравнить описание Гомера с известной местностью, то есть сделать не особенно мудреную штуку, доступную и простым смертным.
Из всех мест Черного моря, будто бы описанных Гомерам, я остановлюсь только на хорошо знакомой мне Балаклаве, о которой я совсем иного мнения, чем гг. Бэр и Караулов. Объяснения Бэра вообще очень логичны и, может быть, совершенно верны; весьма вероятно, что Гомер знал и Черное море, и Балаклаву, я хочу только сказать, что из его описания этого последнего места нельзя сделать такого вывода, а иного доказательства, как кажется, не имеется.
Не стану приводить известных мест Одиссеи о порте Листригонов, они перепечатаны и в указанной выше статье г. Караулова, замечу только, что, по-моему, мы не имеем никакого права принимать в соображение не все сказанное Гомером; мы можем отвергнуть вполне или частью баснословный рассказ, вроде движущихся скал или плавающих островов; но не имеем никакого основания отвергать что-либо реально возможное, ограничившись только некоторыми частями описания известного места; иначе это будет не доказательство, а предвзятая мысль, натяжка. Если с таким, мне кажется, правильным взглядом прочесть не только первые строчки, а все описание похождений Улисса,в порт Лестригонов (так в тексте. — Н.К.), то нет никакой возможности допустить, что все это относится к нашей Балаклаве, с чем, я думаю, согласится всякий, хорошо ее знающий.
Первые четыре строфы Одиссеи, начиная со слов: «В славную пристань вошли мы», могут относиться к Балаклаве, хотя и не заключают в себе ничего, так сказать, специфически балаклавского, весь же остальной рассказ может относиться к чему угодно, но только не к Балаклаве.
Прекрасная бухта Балаклавы, всегда тихая, окруженная горами, имеющая много рыбы и воды, представляла такие явные удобства для поселения человеку, а тем более лестригонам (морским разбойникам), что решительно нельзя себе и представить ее пустою, а (...), живущими вблизи, (...) в реальном описании Страбона она заселена именно морскими разбойниками, для которых она точно создана, по справедливому замечанию Бэра, а Караулов полагает, что и дворец царя Антифата стоял именно на месте старой Генуэзской крепости. И действительно, все это так и должно бы быть, все это именно так и сделает (и делал) каждый народ, каждый человек, которому придется распорядиться Балаклавою, до такой степени вся эта местность резко характерна, определенна.
К сожалению, у Гомера все это совершенно не так
«...с кораблями в просторную гавань проникнув,
их утвердили в ее глубине... Сам же Улисс
...взошел на утес и стоял там, кругом озираясь,
не было видно нигде ни быков, ни работников в поле;
изредка только, взвиваясь, дым от земли поднимался».
Г. Караулов прибавляет: «Трудно нарисовать более верную и более ясную картину Балаклавы». Как? Войти в Балаклаву и не увидеть Балаклавы, высокого дома Антифата (по Караулову — на месте Генуэзской крепости), не увидеть ключа якобы Артакийского, находящегося на берегу бухты в «ея глубине», то есть именно там, где стали суда спутников Улисса, не увидеть всего этого, когда всякому вошедшему в порт все это видно как на ладони с любого места на воде и без ненужного лазания по скалам. Не увидеть на месте развалин Генуэзской крепости не только «высокого» дома Антифата, но даже и маленькой величины — все равно, что «не приметить слона». Да, наконец, если бы Одиссей и не приметил ничего этого, то надо полагать, что сами морские разбойники давно бы приметили его суда с высоты и, конечно, не допустили бы вглубь бухты.
Значит, о верности картины не может быть и речи или необходимо предположить, что Улисс ничего этого не увидал потому, что ничего подобного и не было, то есть вся нынешняя Балаклавская бухта не была заселена, аяуже сказал, что подобное предположение совершенно немыслимо: нельзя допустить, чтобы кто-либо жил вдали от бухты, оставив ее пустою; наконец, были же хоть лодки какие-нибудь у морских разбойников — где бы они держали их? Неужели выносили вдаль из такой бухты, как Балаклавская? Далее, г. Караулов говорит: «страшные скалы окружают берег, с которых он (Улисс) не мог увидеть ничего другого, кроме бесплодной каменистой почвы, почти лишенной растительности...; не мог он здесь увидеть ни борозды, проведенной плугом, ни других следов труда человеческого. Только дым один мог указать на сокрытый между скал город Листригонов». Очевидно, что Караулов не пробовал влезть на какую бы то ни было высоту, окружающую Балаклаву: а то бы он увидал весьма многое. Каменистые склоны высот к бухте, теперь, правда, безлесные, но еще вопрос, были ли они такими встарь, и во всяком случае обратные склоны, видные с любой высоты, и теперь покрыты лесом. (Левая сторона бухты почти наверняка была покрыта лесом. Стороны считают по течению, то есть противоположно тому, как они кажутся входящему с моря).
Одиссей влез на скалы у входа (кстати сказать, не особенно крутые и вовсе не страшные, не более 150 фут. над морем), и если бы он был в Балаклаве, то мог бы увидеть то, что мы видим: впереди себя огромную долину, продолжающую бухту и покрытую садами, а с обеих сторон входалощины, склоны которых покрыты лесом, а ниже виноградниками, стало быть, могли там быть борозды плуга, и, конечно, не было отсутствия растительности.
Всякому непредубежденному читателю, надеюсь, будет очевидно, что Улисс увидел порт Лестригонов совершенно пустым, что решительно недопустимо для нынешней Балаклавы, да, пожалуй, и для какого бы то ни было порта, я думаю, что и Гомер понимал возможность этого последнего замечания, и, желая сохранить художественную правду, повел рассказ так, чтобы порт представлялся естественно необитаемым, для чего он и изобразил его безводным и обставленным голыми, бесплодными утесами; по крайней мере, таков смысл, если не буква, его рассказа; таким образом, получилась художественная правда, но реальность — не знаю, где мажет быть найдена, только, конечно, не в нашей Балаклаве.
Но допустим невероятное, положим, что такая Балаклава, как мы ее знаем, могла быть не занятою морскими разбойниками, удалившимися за что-то вглубь материка, посмотрим, можно ли приложить дальнейший рассказ Улисса к ближайшим окрестностям Балаклавы. Г. Караулов говорит: «По какому направлению ни пошли бы посланные Улиссом... они во всяком случае должны были выйти в (меловую) Балаклавскую долину, куда, вероятно, и прежде, подобно тому как теперь, жители вывозили из окрестных лесов дрова, так как окружающие Балаклаву утесы безлесны». Все это совершенно неверно. Из Балаклавы можно выйти тремя путями: в обе упомянутые выше лощины вправо и влево от входа, и в обширную главную долину, продолжающуюся из «глубины» бухты. Начала боковых лощин очень круты, и если Улисс, влезши на скалу, ничего в них неувидел, то, конечно, ему не было повода посылать туда своих товарищей, в особенности, когда перед ним и его судами был отличный ровный выход в глубине; наверное, не найдется никого, кто бы стал выходить из Балаклавы иначе, как этим путем. Допуская, однако, возможность пойти по боковым лощинам, мы увидим следующее: во-первых, по ним в «меловую Балаклавскую долину» можно попасть только после очень долгого блуждания в самых крутых и трущобных местах (дороги там убийственны); в правой лощине нет воды (по геологическому свойству местности), в левой есть родник (Кефаловрисси — от этого родника был водопровод в старую Генуэзскую крепость); но и он, и скверная дорога идущему из Балаклавы встретятся после места, годного для заселения (нынешние виноградники), а между тем спутники Улисса увидели
«скоро» «гладкую» дорогу, потом источник, за которым уже был город.
Значит, боковые выходы не годятся; посмотрим теперь на самый естественный, ведущий из глубины бухты, действительно ровный и гладкий. Но прежде замечу, что «меловая Балаклавская долина», как говорит г. Караулов, по-нашему Кадыковское поле, есть плодороднейший клочок горного Крыма, с глубоким, неистощимым черноземом, окруженный не безлесными утесами, а, напротив, довольно пологими склонами, большей частью и теперь покрытыми лесом.
Далее г. Караулов продолжает: «Следуя этим путем, спутники Улисса пришли к оконечности залива (да там их суда давно уже), где и теперь существует единственный источник воды... дочь Антифата... указала им дворец, построенный, без сомнения, на том месте, где мы видим развалины Балаклавской крепости». Выходит, что человек, вошедший в Балаклаву с моря и выходящий из нее в поле, прежде всего увидит «меловую Балаклавскую долину», потом родник в конце бухты и, наконец, крепость; все это можно написать только никогда не видавши Балаклавы, так как все это в совершенно обратном порядке: у самого входа крепость (под нею Улисс привязал свой корабль), затем в конце бухты источник и уже далеко после «меловая долина».
Источник, якобы Артакийский, течет на совершенно открытом месте у самого берега бухты в ее «глубине» (то есть в конце, елевой стороны), именно там, где были привязаны корабли спутников Улисса; не увидеть его буквально нет никакой возможности. Наконец, замечу, что он вовсе не «единственный», и нынешняя Балаклава им мало пользуется, потому что в ней очень много отличных, очень мелких колодцев; приходить к этому источнику из Балаклавской долины тоже нет никакой надобности, так как это довольно далеко, а там есть и своя вода; значит, этот источник не нимфы Артакии, тем более, что прежде источника спутники Улисса видели главную дорогу, а какая же, откуда и зачем может быть дорога в пустую, незаселенную бухту, в которой находится сказанный источник.
Идя от глубины бухты и пройдя версту, долина бухты расширяется в широкое, несколько всхолмленное пространство, на котором и вправо и влево есть источники (в 2—3 верстах от конца бухты), а поселения возможны всюду, но тут я не нахожу ничего подходящего к рассказу Улисса: негде скрыть поселение, да еще и с высокими домами; да и никак нельзя признать порядка последовательности встречаемых предметов: дороги, ключа, и, наконец, города.
Рассказ Улисса кончается весьма эффектной сценой гибели кораблей и его спутников, раздавливаемых «с крутых утесов» бросаемыми огромными камнями, г. Караулов думает, что знающие Балаклаву найдут в этом «поразительную верность», а я, хорошо eё знающий, нахожу все это физически невозможным. Дело в том, что Балаклава окружена не отвесными скалами или утесами, а каменистыми горами, с которых нельзя выбросить до бухты и маленького камня, предлагаю попробовать желающим. Нечто подобное можно сделать только у самого входа, да и то, если на это согласятся избиваемые, которым для избавления стоит только оттолкнуться от берега; как ни узок проход, но все же он имеет до 100 сажен ширины, и, значит, камня не выбросить. У прохода остался нетронутый корабль Улисса, а спутники его избивались в «глубине», где не только нет скал, но и горы отходят от берега и дают места и дороги городку (нынешняя Балаклава).
Желающим проверить мои объяснения достаточно взглянуть даже на карту Балаклавы с окрестностями, а еще лучше на ее многочисленные с разных сторон снятые фотографии; надеюсь, что всякий непредубежденный читатель согласится со мною и в рассказе Улисса не найдет ничего «снятого с натуры», «поразительно верного», «строго согласного с действительностью», как говорит г. Караулов.
Г. Бэр желал иметь и получил вид Балаклавы с моря, в этом и заключается главная ошибка. С моря действительно есть крутые утесы, да к тому же у самого входа и в некотором от него расстоянии, тогда как внутренности бухты нет никакой возможности считать обставленными скалами или утесами, это просто каменистые горы; весь же рассказ Гомера относится к внутреннему виду, а не к внешнему. Будь у Бэра внутренний вид Балаклавы, я уверен, что он не был бы столь решителен в своем приговоре.
Быть может, общая логика описания всех мест, посещенных Улиссом, и приложима более всего к берегам Черного моря, но если только и остальные места, им описанные, так же похожи на ныне существующие, как наша Балаклава на порт Листригонов, то их придется поискать где-нибудь в другом месте, а не у нас, хотя бы это было и не слишком патриотично. Думаю даже, что и вообще поиски Гомеровских мест едва ли будут успешны; по-моему, он искал художественной правды, но не реальной, и порт Листригонов, например, сочинил таким, как он у него описан, чтобы сделать возможною свою последнюю весьма эффектную сцену гибели путников. К тому же, насколько мне случалось читать и сравнивать, я прихожу к тому заключению, что древние греки, даже и позднейших времен, положительно не умели описывать, не умели отрешиться от фантазии, от привирания даже и в таких случаях, оправдывая слова нашего летописца «льстивы до греки (...) и до сего дни». Возьмите, например, географию Страбона, ведь это реальное описание, в котором человек, видимо, старается быть точным, а между тем какой набор совершенно ненужных бессвязных туманных фраз. Бывший Херсонисский, Трахейский полуостров до такой степени характерен, резок своими очертаниями, что описание его вполне доступно даже и малограмотному человеку; любую его точку можно описать несколькими словами, так что в ее отыскании никто и никогда не ошибется, а посмотрите, какая путаница у Страбона: разбросанность, отсутствие топографической логики, перевранные расстояния, одним словом — никуда не годное описание. Основываясь на нем, не было места, где бы ни старались найти знаменитый Парфенион; вероятно, и впредь будут такие попытки археологов, а между тем, зная действительно местность, сразу видна бесполезность таких попыток, так как описание Страбона совершенно не согласно с местностью.
Почти ту же местность, что и у Страбона, нынешний Инкерман, описал в 1634 году простой русский поп Иаков (Зап. Одесск. Общ., т. II), имевший в виду даже вовсе не географию, а только мощи святого угодника, а посмотрите, какая разница: описание тоже во многом переврано, но несмотря на то нет возможности не узнать Инкермана, даже если бы он и не был назван; что значит простой здравый смысл, который у древних греков заслонялся всякими иными соображениями, отчего и получалась реально негодная вещь.
Бесспорно, что знание местности может оказать большую услугу в археологических разысканиях, но это знание должно быть действительным, а не поверхностным, да и с местностью нельзя обращаться за панибрата, нельзя ее гнуть по произволу, нельзя видеть скалы иутесы там, где есть только горы, нельзя искать поселения там, где оказывается неприступный, безволный берег.
Придерживаясь такого взгляда, нельзя было бы искать гавань Лестригонов в Балаклаве, древнейший Херсонес находить между маяком и Георгиевским монастырем или гавань Палакуса между монастырем и Балаклавою, как то мне случалось начитывать в изданиях Одесского общества истории и древностей. (Знающему человеку местность говорит многое, и не менее (...) чем любой рассказ).
Заговорив о местности, позволю себе сказать еще несколько слов о совершенно ином вопросе, не касающемся ни Гомера, ни Страбона.
Существует мнение, что св. Климент был послан в изгнание в Херсонис, и именно в Инкерманские каменоломни; если это мнение основано только на «Мучении св. Климента», помещенном в X томе Одесского общества истории и древностей, то тут что-нибудь да не так. Во-первых, каменоломни названы «мраморными», чего в Инкермане нет вовсе, там только мягкий известковый камень. Во-вторых, не думаю, чтобы Инкерманские каменоломни усиленно разрабатывались в то время, так как этот камень не стоит перевозки в отдаленные местности, а в Херсонисе его почти не употребляли, что видно из сохранившихся и отрытых стен, где весьма редко попадается инкерманский камень, даже в наиболее ценных постройках — церквях, исчезнуть же он не мог, как бы город ни перестраивался встарь, потому что этот камень у нас наиболее ценный, удобный в работе и всего скорее возьмется из старых стен на новую постройку; 2000 ссыльных, как сказано в «Мучении», конечно, должны были наламывать этого камня громадные количества, в один год больше, чем нужно на восстановление всего ныне нам известного Херсониса. Наконец, в третьих, чудо св. Климента — извлечение воды — не могло иметь места в Инкермане, где воды больше чем нужно: и ключи, и даже целая речка, начало которой верст за 30 от Инкермана. Трудно сказать, где бы могла найтись подходящая к описанию местность: мрамор мог ломаться у нынешнего Чоргуна и Балаклавы и даже к южному берегу, но нигде там нет такого места, от которого надо было бы ходить за водой даже и в половину 4—5 стадий, если не ошибаюсь, наших 9 верст; да и вообще во всей горной части Крыма такое место едва ли найдется.
Еще замечу: в упомянутом выше рассказе священника Иакова образцово превосходное, честное описание Инкермана, но о св. Клименте ни малейшего намека, о нынешней монастырской церкви говорится, что она во имя св. Юрия, а мощи в ней, по-видимому, св. Симеона, судя по намеку священника Иакова.
(Писал около 1884 года в Севастополе; первая археологическая попытка, весьма неудачна, хотя и верная в существах).
Копия статьи А.Л. Бертье-Делагарда.
Принадлежит мне.
А. Маркевич
Опубликовано: Колесникова Н.Н. Неизвестная рукопись статьи А.Л. Бертье-Делагарда // Историческое наследие Крыма. 2005. № 9. С.196-201.