В конце восьмидесятых улица Маячная особенно выделялась на фоне окрестной и еще незастроенной степи множеством больших зеленых деревьев и буйными переплетенными зарослями еживики. В начале улицы шел длинный высокий забор из широких досок и калиткой с табличкой о злой собаке внутри. Ближе к Омеге заборы уже были из корабельных канатов, морских сетей, за которыми в полуразвалившихся хибарах проживал темный криминальный люд. В середине улицы находился запущенный сквер или часть заброшенного парка, в центре которого была старая каменная чаша бассейна, пострелянная, в сколах от пуль и осколков. Она была пустая, видимо родник, заполнявший ее водой, изменил русло из-за застройки. Земля в этом месте даже в самую жаркую погоду всегда была влажная и вязкая, как на болоте. Здесь как-то всегда было очень тихо, люди старались обходить это место стороной. Это ощущение знакомо и другим участники форума, которые там бывали.
Слева от бассейна стоял старый высокий высохший дуб, обмотанный ржавыми немецкими пулеметными лентами, длинные концы которых свисали с его нижних ветвей.
Дом, о котором идет речь, в середине 1980 –х гг-первой половине 1990-х гг. еще был обитаемым, но использовался не как жилой, а как какой-то хозяйственный склад. На стене дома висели железные таблички с названием улицы и его номером, также номер дома и улица были написаны красной краской на его стене. Как всякое отдельно стоящее старое строение в степи он привлекал внимание- был явно дореволюционной постройки, с широкими крепкими стенами из тесаного камня, большими окнами. Его окружали остатки полуразрушенного каменного забора, по периметру рос ряд кипарисов.
Позднее дом был окружен железными гаражами, свалками строительного мусора, пришел в запустение и в нулевых годах был снесен. Сейчас на этом месте многоэтажный дом по адресу улица Маячная, 50.
Этот дом есть на снимке в книге фотографа-фронтовика Бориса Шейнина «В объективе война». Он был сделан автором в мае 1944 года в окрестностях Севастополя.
На переднем плане позиция немецкого 88 мм зенитного орудия со щитом в пятнах маскировочной окраски, поставленного на прямую наводку . Рядом видны разбросанные стрелянные гильзы и снарядные ящики. Эта позиция прикрывала эвакуацию немцев из района бухты Омега . За позицией дом на Маячной и разрушенный каменный сарай слева от него. На снимке Шейнина видны его стены, в 80-х гг. его уже не существовало. Голая местность за домом сегодня территория школы №54 и проспекта Героев Сталинграда.
Отрывок из трилогии "Севастопольская хроника " Петра Сажина о том, как выглядела эта местность 75 лет тому назад:
...Листаю страницы с записями более чем двадцатилетней давности, и запись от 12 мая 1944 года: «Веретенников, последний выстрел». Что это? Кто такой Веретенников?
И я вижу раннее утро 12 мая. В штабе флота мне сказали, что сегодня решено подавить сопротивление немцев на мысе Херсонес: им предъявлен ультиматум и дан срок для ответа. Я быстро нашел попутку. И мы с художником Сойфертисом поехали к Стрелецкой, еще слышались артиллерийские выстрелы, и в воздухе еще кружились самолеты и рвались зенитные снаряды. У Стрелецкой сошли с машины – дальше ехать нельзя. Такой картины войны мы еще не видели.
Девятого мая сюда, к севастопольским бухтам, была прижата армия генерала Альмендингера – свыше пятидесяти тысяч отлично вооруженных солдат, огромное количество артиллерии, танков, авиации. Прижата и в течение двух суток разгромлена.
Мы шли по свежим следам только что свершившейся трагедии: под убитыми еще кровь не спеклась, сухая севастопольская земля не приняла ее. Еще не везде улеглась пыль, поднятая взрывами последних снарядов. Горели машины, склады бомб и артиллерийских зарядов.
Навстречу брели пленные. Они имели жалкий вид. Какой-нибудь час-два тому назад они составляли армию, способную драться, а теперь это стадо, грязное и трусливое, тревожно ждущее возмездия.
Недалеко от нас у дороги стоял матрос с автоматом дулом вниз. Что-то знакомое было в чертах его лица. Приглядевшись, я узнал его. Это был Веретенников. Высокий крепыш – разведчик из отряда партизан-моряков, которым командовал капитан-лейтенант Вихман.
Веретенников ворвался в Севастополь с передовыми частями. Сейчас добирался до Херсонесского маяка. Обходя трупы, горящие машины и разбитую технику, мы уже втроем шли по пыльной дороге вперед.
На пути нам попадалось очень много раненых и пристреленных лошадей. Уж не румынского ли генерала Мечульского дивизии эти лошади? А впрочем, не все ли равно, чьей дивизии принадлежали эти лошади? Но те, кто держал их под седлом, поступили самым подлейшим образом: большинство животных были подстрелены своими хозяевами. Лошади так страдали от мучительных ран. Когда мимо проходил кто-нибудь, они вскидывали головы с глазами, полными слез, и тяжко вздыхали.
Даже видавший виды Веретенников и тот отворачивался, когда мы проходили мимо раненых лошадей.
А пленные все шли и шли – их было двадцать пять тысяч. Среди них брели, опустив головы, переодетые в мундиры рядовых командир 5-го армейского корпуса генерал-лейтенант Беме и командир 111-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Грюнер.
Они проходили мимо трупов своих солдат, мимо изуродованных и целых пушек, машин, повозок, ящиков. На поле валялись бумаги, рюкзаки, одеяла, винтовки, гранаты, шинели, зубные щетки, каски, консервы и еще бог знает какое количество разных вещей.
Из Казачьей и Камышевой и из бухты Омега тянуло гарью. То горели баржи и корабли, которым так и не удалось в это утро уйти к Констанце. На аэродроме в капонирах стояли самолеты. И на запад – от Херсонесского маяка до Круглой бухты – берег завален трупами, брошенным оружием и рухлядью. Трупы в блиндажах и траншеях, вырытых по всему берегу; в дзотах и воронках от бомб, в нишах обрыва. Трупы качаются в прибрежной волне, на плотах и пробковых лодках.
И у Херсонеса, и в Круглой бухте с крутого берега к воде спущены сколоченные наспех трапы. По ним в последние часы немцы спускались к транспортам. Возле трапов порванные солдатские и офицерские документы, пачки сигарет, пистолеты, штыки, шинельные скатки, противогазы.
Возле импровизированных причалов много трупов с простреленными висками. Это покончившие с собой эсэсовцы и члены нацистской партии.
Здесь в последний день борьбы за освобождение Крыма войска 4-го Украинского фронта и моряки Черноморского флота рассчитались за разрушение Севастополя, Керчи, Новороссийска, Анапы и Феодосии, за расстрелы на овечьих кошах Бахчисарая, на крутых склонах Массандры, в Багеровом рву Керчи, за разграбление дворцов и музеев, за человеконенавистничество.
Когда мы с Веретенниковым вышли к берегу, матрос снял с плеча автомат и дал длинную очередь. Затем передал автомат мне:
– Пальните, старший лейтенант, за окончание войны в Крыму! За Севастополь!
Я пальнул. От меня автомат перешел к Леониду Сойфертису. И вдруг все, кто находился здесь, у Херсонесского мыса, подняли автоматы, пистолеты, а кто-то пристроился к немецкой пушке, и получился отличный салют в честь возвращения черноморцев в свое «Орлиное гнездо»...
Отправлено спустя 59 минут 4 секунды:
Ссылка о Борисе Шейнине
https://wplanet.ru/index.php?show=article&id=5
Юбилейный конверт в честь 100-летия со дня рождения Шейнина и автор конверта, известный севастопольский художник Владимир Адеев