Спасибо за отзыв!

Книгу Е.В. Тарле читала, по-моему это лишь часть его фундаментальной монографии о Крымской войне - очень интересно. Но вот Давыдова не встречала даже в букинистических магазинах - где только не искала!
Есть у меня некоторые выдержки из писем многолетней переписки Павла Степановича с его лучшим другом гидрографом Михаилом Францевичем Рейнеке:
Июль 1826
Под парусами ничего не случилось примечательного, кроме того, что мы потеряли грот-марса-рей и презабавно – в бом-брамсельный ветер, без волнения, днем; никто не знает истинной причины, я полагаю, что ко-нибудь прежде, поднимая марса-фал, надломил. Выхожу я с седьмого до первого на вахту сменить Шемана, спрашиваю, что сдачи? Он говорил, что шлюп отстает, и он по приказанию капитана взял первый риф. Марса-фал был не очень туго поднят, я спрашиваю: «Больше ничего?» В это время сломился грот-марса- рей. «А вот вам еще сдача», - отвечает он. Но это послужило на пользу нашей дурной команде. Ветер вдруг начал свежать и скоро вогнал во все рифы, так что развело порядочное волнение. Однако ж мы довольно скоро исправили свое повреждение. В Шкагераке прихватил нас крепкий NW, мы зашли в Винго, и я оттуда успел съездить в Готтенбург, поступил не хуже чем в Лондоне, то есть издержал много денег. Не знаю, жалеть ли об них. Мне кажется, каждый морской офицер обязан поступаь таким образом. Пробывши долгое время в море в беспрестанной деятельности, можно ли, ступивши на берег, отказать себе в чем-нибудь, что доставляет удовольствие. В Копенгагене за противным ветром простояли три дня. В Кронштадт пришли 19 сентября, застали эскадру на рейде и, простоявши с ней до 4 октября, втянулись в гавань, где у нас был государь. Корабль ему понравился. Он велел все строящиеся корабли отделывать по примеру «Азова». Вообще, кампания наша кончилась очень приятно, не было никаких неудовольствий, и офицеры между собой были очень согласны. Надо послушать, любезный Миша, как все относятся об капитане, как все его любят. Право, такого капитана русский флот не имел, и ты будущий год без всяких отговорок изволь переходить в наш экипаж, и тогда с удовольствием моим ничего не в состоянии будет сравниться.
1838 год, из Карлсбада:
Не правда ли, мой любезный Мишустя, я очень несчастлив? Перед переводом моим в Черноморский флот только что кончилась блестящая константинопольская кампания. Четыре года при мне все было тихо, смирно, ничего, кроме обычных крейсерств. Только что выбрался оттуда, как снова кампания для целого флота к абхазским берегам и самая дельная из всех, могущих встретиться в мирное время в Черном море. Корабль мой был употреблен, а следовательно, и я бы действовал. До сих пор не могу свыкнуться с мыслию, что остаюсь здесь на зиму, что еще 6 месяцев должны протечь для меня в ужасном бездействии. Разделаюсь ли, наконец, хоть после этого с моими физическими недугами. В отсутствие мое, вероятно, меня отчислют по флоту и назначат другого командира экипажа и корабля. Много мне было хлопот и за тем и за другим. Не знаю, кому достанется корабль «Силистрия». Кому суждено окончить воспитание этого юноши, которому дано доброе нравственное направление, дано доброе основание для всех наук, но который еще не кончил курса и не получил твердости, чтоб действовать самобытно. Но не в этом состоянии располагал расстаться с ним, но что делать, надобно или служить, или лечиться.
13 сентября 1854 о сплетнях касательно несогласий с Корниловым
Любезный друг Миша! И меня крайне огорчила эта сплетня или, лучше сказать, гнусная клевета. Тем более она меня тронула, что я был сильно болен. Напиши, дорогой мой друг, и Матюшкину и Пущину, во-первых, что никто столько не ценит и не уважает самоотвержения и заслуг вице-адмирала Корнилова, как я, что только он один после покойного адмирала может поддержать Черноморский флот и направить его к славе; я с ним в самых дружеских отношениях, и, конечно, мы достойно друг друга разделим предстоящую нам участь; а во-вторых, что, если бы в настоящее военное время назначили бы на место Владимира Алексеевича даже Матюшкина или Пущина, людей, которых я нисколько не ценю и не уважаю, то и тогда каждый из нас покорился бы и повел дело так, чтобы не пострадала честь русского флага. Еще раз, гнусная клевета.
Пока все, но это не все письма, тексты которых у меня есть.

Если кому будет интересно, могу выложить новую порцию!
