могила Вадима Зеноновича Май-Маевского в Севастополе

[MMikhail]

Известно ли местонахождение могилы генерал-лейтенанта Вадима Зеноновича Май-Маевского командующего Добровольческой армией(прообраза Его Превосходительства в известном телефильме "Адъютант Его Превосходительства")? Он скончался якобы от сердечного приступа перед эвакуацией Белой армии из Крыма. Возможно, был похоронен на кладбище в районе Пожарова.

[oigen77]

А не Владимира Зеноновича? Я знаю что на памятнике 49 коммунарам-подпольщикам на кладбище Коммунаров есть фамилия Макаров. Это родной брат того самого Павла Макарова, который стал прототипом Павла Кольцова из любимого мною фильма "Адъютант его превосходительства"...Брата расстреляли белые как одного из крупных севастопольских подпольщиков. Самому же П.Макарову удалось совершить побег, потом он партизанил в Крыму против беляков, работал в органах ВЧК_ОГПУ, написал книгу о своей разведработе у белых, потом был в конце 1930-х репрессирован своими бывшими коллегами, освобожден, сражался в партизанском отряде против фашистов уже в ВОВ, имел высокие правительственные награды, затем занимался литературным трудом после войны. Умер в начале 1970-х. Не на одного "Адъютанта..." бы хватило материала, а еще на пару сериалов об этой без преувеличения легендарной личности! Одно "но"- были у П.Макарова серьезные разногласия с Болгариным и Северским- авторами"Адъютанта...", которые отказывались его считать прямым прототипом Павла Кольцова...

[Люси]

Владимира Зеноновича. В журнале "Родина" ( № 3 за 2008 год) хорошая статья Андрея Кручинина, к которой, к ужасу автора, в редакции прилепили провокационный заголовок «ТОТ САМЫЙ ТУЧНЫЙ АЛКОГОЛИК»? Ох уж эти журналисты...

30 октября старого стиля 1920 года, около четырёх часов пополудни, в Севастополе, где грузились на корабли покидавшие родную землю части Русской армии генерала Врангеля, на 54-м году жизни скоропостижно скончался Генерального штаба генерал-лейтенант Владимир Зиновьевич (Зенонович) Май-Маевский, в 1919 году получивший широкую известность в качестве командующего Добровольческой армией в её «походе на Москву». Факт этот хорошо известен, неоднократно упоминался в литературе и вошёл даже в советские энциклопедии, хотя игнорирование ими разницы в календарном стиле приводило к смысловой путанице, поскольку дата «30 октября нового стиля» никак не соответствует обстановке эвакуации.
Надо сказать, что обстоятельства смерти, равно как и её причина, остались практически неизвестными. Большинство упоминаний о них принадлежит людям, не только не бывшими очевидцами, но и находившимися весьма далеко от места событий.

[OM]

Не уверена, что могила сохранилась, по крайней мере мне она не встречалась. Да и была ли возможность поставить постоянный памятник на свежей могиле в момент, когда "грузились на корабли покидавшие родную землю части Русской армии генерала Врангеля"?

[Василий О.]

Слышал я по перевозе тел многих генералов погибших на Юге России в Севастополь.
Правда хоронили в тайне даже от своих, а свои то они были?


Белые воины, отступая, вынуждены были хоронить своих павших под безымянным крестами, а то и вовсе погребать их тайно, дабы уберечь от поругания. Они запоминали место, чтобы потом, после победы вернуться и почтить память павших друзей. Победить им было не суждено.
Во время Новороссийской катастрофы, когда пароходы брались отступающими штурмом, а на берегу оставались орудия и обозы, офицеры-дроздовцы вывезли цинковые гробы с телами Дроздовского и Туцевича в Севастополь. Не зная, устоит ли белый Крым, четверо старых дроздовцев во главе с генералом Туркулом тайно захоронили тела на кладбище в Доковом овраге недалеко от Малахова кургана.
http://www.rusk.ru/st.php?idar=324003

[OM]

Люси выше привела фрагмент статьи. Но, поскольку рядовому севастопольцу непросто найти РОДИНУ (журнал), помещаю статью целиком.

Андрей КРУЧИНИН
«ТОТ САМЫЙ ТУЧНЫЙ АЛКОГОЛИК»?
Смерть генерала Май-Маевского

...А у нас — расстрелянное сердце
До конца войны.
Арсений Несмелое

30 октября (по старому стилю) 1920 года, около четырёх часов пополудни, в Севастополе, где грузились на корабли покидавшие родную землю части Русской армии генерала Врангеля, на 54-м году жизни скоропостижно скончался Генерального штаба генерал-лейтенант Владимир Зиновьевич (Зенонович) Май-Маевский [1], в 1919 году получивший широкую известность в качестве командующего Добровольческой армией в её «походе на Москву». Факт этот хорошо известен, неоднократно упоминал¬ся в литературе и вошёл даже в советские энциклопедии, хотя игнорирование ими разницы в календарном стиле приводило к смысловой путанице, поскольку дата «30 октября нового стиля» никак не соответствует обстановке эвакуации [2].
Надо сказать, что обстоятельства смерти, равно как и её причина, остались практически неизвестными. Большинство упоминаний о них принадлежит людям, не только не бывшим очевидцами, но и находившимся весьма далеко от места событий. Таковы свидетельства генерала Деникина, к этому времени уже более полугода пребывавшего за границей: «Май-Маевский прожил в нищете и забвении ещё несколько месяцев и умер от разрыва сердца в тот момент, когда последние корабли с остатками белой ар¬мии покидали Севастопольский рейд»[3]; полковника И. М. Калинина, в составе Донского корпуса севшего на пароход в Керчи: «Генерал Май-Маевский, бывший командующий Добровольческой армией, тот самый тучный алкоголик, который так памятен Харькову своими чудовищными кутежами, умер от разрыва сердца в автомобиле, когда его везли на пристань»[4]; генерала Б. А. Штейфона, также не присутствовавшего при кончине своего бывшего начальника: «Май-Маевский обладал... слабостью, которая в конце концов парализовала все лучшие стороны его души и характера, принесла много вреда белому делу и преждевременно свела гене¬рала в могилу»[5]. Большинство других упоминаний ещё менее конкретны; источники же утверждения А. Г. Кавтарадзе, будто Май-Маевский «30 октября 1920 года умер в одной из больниц Севастополя»[6], нам неизвестны.
Пожалуй, наиболее подробный рассказ, проливающий хоть какой-то свет на интересующие нас обстоятельства, содержится в «Памятной записке о Крымской эвакуации» генерала П. Н. Шатилова, составленной в Сремских Карловцах (Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев) в июне 1922 года. Её автор, начальник штаба главнокомандующего Русской армией, из пятнадцати книжных страниц текста одну специально отвёл под раздел «Смерть генерала Май-Маевского»[7], что объясняется, очевидно, брошенным вскользь замечанием: «Мне было всегда неприятно сознавать, что уход его из Добровольческой армии совпал с назначением туда генерала Врангеля и меня»[8]. А поскольку «совпадение» интерпретируется до сих пор как целенаправленная деятельность Врангеля и его сторонников, приведшая в ноябре 1919 года к смене командования Добровольческой армии[9], у Шатилова и в самом деле могли быть основания опасаться, как бы недоброжелатели не поставили ему в вину равнодушие к судьбе отставного генерала, столь неожиданно скончавшегося как раз в момент эвакуации.
О неожиданности смерти Май-Маевского пишет сам Шатилов, рассказывающий, как он помог Владимиру Зиновьевичу получить автомобиль для отъезда на пристань, выдал пропуск на пароход для денщика бывшего командующего и в заключение — о том, как «мы с генералом распрощались, причём он пожелал со мною на прощанье рас¬целоваться, чтобы поблагодарить за всегда оказываемое ему внимание». Но...
«Очень скоро после того, как он от меня ушёл, ко мне прибежал другой неизвестный мне офицер с подпрапорщиком, оказавшимся денщиком Май-Маевского. Они заявили, что генерал Май-Маевский только что скоропостижно скончался. Денщик всё время плакал, был страшно расстроен и всё время причитывал: «Умер мой генерал, нет моего генерала».
Я послал освидетельствовать, действительно ли Май-Маевский скончался, и, по¬лучивши подтверждение, приказал отвезти его тело в госпиталь.
Как и где он похоронен, за делами посадки я справиться не успел»[10]. (Отметим, что упрекнуть в этом начальника штаба главнокомандующего, на котором в те дни лежала ответственнейшая задача руководства эвакуацией, конечно, нельзя. - А. К.)
Укрывшийся за инициалами «Н. И. К.» хорошо информированный участник эвакуации в составленной вскоре её хронике излагает в общем близкую к шатиловской версию, также подчёркивая неожиданность известия: «Около 4 часов приходит из города адъютант генерала Врангеля и сообщает, что только что умер генерал Май-Маевский. Все поражены. Часа за полтора до этого Май-Маевский был во дворце (в штабе главнокомандующего. — А. К.) и просил у начальника штаба автомобиль для перевозки вещей на пароход. Машина ему сейчас же была дана, и он, заехав домой за вещами, отправился на пристань, но, проезжая по Екатерининской улице, умер в автомобиле от разрыва сердца»[11].
Таким образом, несмотря на некоторые разночтения, оба источника сходятся в том, что смерть произошла где-то далеко и тела Май-Маевского никто не видел; единствен¬ный же, по Шатилову, свидетель-подпрапорщик не в состоянии был сообщить ничего внятного (кстати, денщик — должность не для подпрапорщика, так что это, возможно, был кто-то из старых ординарцев генерала или бывших чинов его охраны). Однако существует ещё одно свидетельство, якобы исходящее от очевидца.
Известный советский кинорежиссёр Сергей Юткевич, в молодости подвизаясь на белом Юге в качестве художника-декоратора и иллюстратора, в дни эвакуации находился в Севастополе. «Я и сейчас с ужасом вспоминаю то невообразимое, что творилось в Севастополе, когда к городу подходили красные, — писал он много лет спустя. — Обезумевшие люди рвались к порту. На моих глазах генерал Май-Маевский, привстав в машине, выстрелил себе в висок (курсив мой. — А. К.)»[12]. Сразу подчеркнём, что человеку, жившему, как Юткевич, в 1919 году в Киеве, да ещё и обладавшему глазом художника, мудрено было перепутать с кем-либо Май-Маевского, характерное лицо и «кутузовская» фигура которого в период «похода на Москву» многократно изображались на плакатах и открытках (даже если не вспоминать про посещение города самим генералом). Однако сложно сказать, были ли у мемуариста основания сообщать неправду: имя Май-Маевского после окончания Гражданской войны не пользовалось у большевиков особой ненавистью и вскоре почти забылось (не раз переиздававшаяся книга авантюриста П. В. Макарова «Адъютант генерала Май-Маевского» сильно картину не меняла). Для «среднестатистического» читателя он не был выделен из общего ряда белых генералов, а значит, и приписывание ему не совершённого в действительности самоубийства вроде бы не добавляло особого драматизма к нарисованной картине «невообразимого».
Что же касается «невообразимого», то мемуарист, в соответствии с советскими традициями, изобразил севастопольскую эвакуацию в карикатурном виде. Не впадая в противоположную крайность (из Крыма было вывезено более ста тридцати тысяч человек, и, конечно, столь масштабные события не могли происходить без паники, недовольства, даже попыток мятежа: сам Врангель вспоминал о толпе, пытавшейся громить склады[13]), отметим, что в целом эвакуация стала беспрецедентным случаем массового исхода не только войск, но и мирных беженцев, произведённого с возможным порядком и дисциплиной. В то же время даже при чём-либо «невообразимом» — и это должны были понимать как Юткевич, так и его читатели из тех, кому ещё что-то говорила фамилия Май-Маевского — генералу, пусть и «отставленному», посадка на пароход была гарантирована (что и произошло в действительности: просьба Владимира Зиновьевича о содействии была благожелательно встречена в штабе главнокомандующего).
Обращает на себя внимание и отсутствие какого-либо акцентирования Юткевичем самоубийства. Упоминание о нём сделано бегло, почти мимоходом, ни малейшего подчёркивания («сам Май-Маевский», «тот самый Май-Маевский» или что-нибудь подобное) мы не видим, а пропагандистская или «украшательская» ложь так вроде бы не подаётся.
Но мог ли 53-летний генерал в действительности умереть всё-таки «своей смертью», от разрыва сердца или приступа астмы? Конечно, мог: многие мемуаристы (документальные и тем более медицинские свидетельства на этот счёт неизвестны) единогласно утверждают, что здоровье его и вправду было подорвано. Однако и преувеличивать физические немощи генерала, на наш взгляд, было бы тоже неправильно. В самом деле, ведь ни астма, ни одышка, ни «ожирение», ни «алкоголизм» не мешали в своё время командиру корпуса, а затем командующему Добровольческой армией появляться под пулями в передовых цепях и не только руководить оттуда действиями вверенных ему войск, но и воодушевлять солдат личным примером (надо сказать, что и на Первой мировой Май-Маевский не раз проявлял личную храбрость, отмеченную орденом Святого Георгия 4-й степени, а в 1917 году по решению солдат - и Георгиев¬ским крестом 4-й степени).
Яркую картину одного из подобных эпизодов нарисовал Штейфон:
«Застучал телеграфный аппарат:
— У аппарата ген[ерал] Май-Маевский. Какова у вас обстановка?
Я доложил. Утешительного было мало... Аппарат «задумался».- А затем через минуту:
— Я сам сейчас приеду на атакованный участок. Продержитесь?
— Продержимся, Ваше Превосходительство. Не беспокойтесь!
В фигуре М[ай]-Маевского было мало воинственного. Страдая одышкой, много хо¬дить он не мог. Узнав о его намерении при¬ехать, я отнёсся скептически к подобному намерению и не возлагал особых надежд на приезд командира корпуса.
Через 1/2 часа генерал был уже у наших цепей. Большевицкие пули щёлкали по паровозу и по железной обшивке вагона.
Май вышел, остановился на ступеньках вагона и, не обращая внимания на огонь, спокойно рассматривал поле боя.
Затем грузно спрыгнул на землю и пошёл по цепям.
— Здравствуйте, N-цы!
— Здравия желаем, Ваше Пр[евосходительст]во.
— Ну что, заробел? — обратился он к какому-то солдату.
— Никак нет. Чего тут робеть!
— Молодец. Чего их бояться, таких-сяких.
Через 5 минут раздалась команда командира корпуса:
— Встать! Вперёд! Гони эту сволочь! Наша редкая цепь с громким криком «ура» бросилась вперёд. Большевики не выдержали этого порыва, и положение было восстановлено»[14].
Аналогичная зарисовка имеется и у Врангеля: «Мы вышли из автомобилей, и я пошёл вдоль фронта, здороваясь со стрелками... Пули посвистывали, щёлкали в сухую землю, взбивая пыль. Я шёл вдоль цепи, приветствуя стрелков, изредка останавливаясь и задавая вопросы. Огонь противника усиливался, один из следовавших за мной ординарцев был убит, другой ранен. Я приказал сопровождавшим меня вернуться назад, сам же с генералом Май-Маевским, генералом Юзефовичем и лицами моего штаба продолжал обходить полки»[15]. О подобном упоминает и бывший адъютант Владимира Зиновьевича авантюрист Макаров: «Май-Маевский в течение недели четыре-пять раз выезжал на фронт, поднимая своим присутствием стойкость бойцов». Он же вспоминал фразу генерала: «Красные не на шутку обстреливают нас, мы служим для них хорошей мишенью, но, с другой стороны, наш обход даст много стойкости бойцам»[16].
А офицеры Корниловского ударного полка даже отмечали контраст между «тыловым» и «фронтовым» Май-Маевским: «Страдал Май-Маевский от своей тучности ужасно — для него не было большей муки, чем молебны и парады, когда он, стоя, непрестанно утирал пот с лица и багровой шеи огромным носовым платком, но этот же че¬ловек совершенно преображался, появляясь в боевой обстановке. Пыхтя, он вылезал из вагона, шёл, отдуваясь, до цепи, но как толь¬ко равнялся с нею, на его лице появлялась бодрость, в движениях уверенность, в походке лёгкость. На пули, как на безобидную мошкару, не обращал никакого внимания. Его бесстрашие настолько передавалось войскам, что цепи с ним шли в атаку, как на учении. За это бесстрашие, за умение вовремя сказать нужное подбодряющее слово добровольцы любили своего «Мая»[17].
Напрашивается возражение, что все эти свидетельства относятся к весне 1919-го, а за прошедшие полтора года генерал мог сильно сдать. Он уже летом, по воспоминаниям Штейфона, жаловался: «Стал слабеть. Сам чувствую, что машина портится»[18]. Более того, по мнению тех же корниловцев, именно пребывание на посту командующего стало для Май-Маевского пагубным: «Он оторвался от непосредственного общения с войсками и всецело подпал под свой тяжёлый недуг — запой»[19]. Посмотрим, однако, с точки зрения «боеспособности» Владимира Зиновьевича на январские события 1920 года: ведь к тому времени находившийся в отставке генерал, предоставленный самому себе и, наверное, тяжёлым раздумьям, каза¬лось бы, должен был ещё сильнее опуститься, а здоровье его — ухудшиться.
22 января командир формировавшегося в Симферополе добровольческого полка капитан Н. И. Орлов поднял мятеж под довольно расплывчатыми лозунгами «оздоровления тыла» и смены старшего командования во имя более успешной борьбы против большевиков. В первый день переворота, пока мятежники ещё не прервали связь по прямому проводу, руководивший обороной Крыма генерал Я.А. Слащов со станции Джанкой успел передать в Севастополь распоряжение, касавшееся... как раз отставленного и «опустившегося» Май-Маевского, которого Слащов к тому же не видел с осени 1918 года (возможно, он уважал Владимира Зиновьевича, вспоминая летние бои 1917-го, когда тот командовал 1-м Гвардейским корпусом, а Слащов — лейб-гвардии Московским полком).
Получив приказ от своего бывшего подчинённого, младшего по чину и по возрасту (генерал-майору Слащову было 34 года), Май-Маевский немедленно «собрал группу офицеров» — которые в складывавшейся обстановке вполне могли бы ему и не под¬чиниться! — и с двумя орудиями и бронепоездом — команда которого, казалось бы, тоже не была обязана выполнять распоряжения отставного генерала! — бросился на Симферополь; вернулся «на покой» он лишь после получения от Слащова известия о капитуляции мятежников[20]. Сам по себе ничего не доказывая, этот забытый или замалчиваемый эпизод тем не менее вносит довольно значительную поправку в сложившийся стереотипный образ расслабленного и почти невменяемого «Мая».
Следующий вопрос относится уже не к физической крепости, а к состоянию душевного мира генерала: насколько близко к сердцу он воспринимал происходившее? Вопрос тем более правомерный, что Май-Маевского принято изображать беспечным алкоголиком (причём игнорируются горькие слова Деникина о том, как «этот храбрейший солдат и несчастный человек» «боролся, но не поборол» пагубное пристрастие[21]), а относительно периода, когда его военная карьера уже завершилась, ходил даже злой анекдот, будто генерал «полегоньку продавал» из гостиничного номера, в котором жил, «принадлежащее гостинице имущество»[22]. После этого говорить о какой бы то ни было щепетильности такого полководца кажется просто излишним.
Есть, к счастью, и другие свидетельства. Май-Маевского вспоминают как человека с достаточно тонкими чувствами и глубокими переживаниями. Он бывал искренне тронут подвигами подчинённых. По воспоминаниям офицеров Марковского полка, выступая перед строем одного из батальонов, он говорил, «что с такими частями нельзя не победить врага и что враг уже сломлен и быстро отступает, что он считает себя недостойным командовать такими частями. Говорил, и слёзы лились из его глаз»[23] (вряд ли следует приписывать эту чувствительность опьянению: никто не утверждал, будто генерал во хмелю становился слезлив, да и выпивал он в это время — май 1919 года — довольно умеренно). Уже в марте 1920-го, находясь в отставке и узнав о прибытии из Новороссийска в Феодосию остатков Корниловской дивизии, Владимир Зиновьевич специально приехал туда из Севастополя, чтобы встретить «своих родных корниловцев». Когда в честь генерала был сыгран марш, «растроганный Май-Маевский заплакал»[24]. Важным представляется и свидетельство Штейфона, который при первом появлении в штабе Май-Маевского был принят весьма холодно (в нём подозревали чуть ли не соглядатая из военного управления). Впоследствии, покидая корпус и переходя на вышестоящую должность, Владимир Зиновьевич счёл необходимым дать Штейфону отличную характеристику, о которой последний писал: «К этому времени я уже давно и искренне позабыл мои первые встречи с ген[ералом] Май-Маевским, но его совесть, по-видимому, тревожила былая несправедливость. И среди напряжённой работы, после неисчислимых мученических переживаний обороны Донецкого бассейна, он всё же вспомнил эти встречи и красиво их перечеркнул»[25].
Наконец, не пройдём мимо мемуаров Макарова, в конце 1919 — начале 1920 года связавшегося с севастопольским подпольем, арестованного, бежавшего и разбойничавшего в Крымских горах в качестве «красно-зелёного»: наряду с ложью и хлестаковщиной его воспоминания содержат и ряд небезынтересных фактов и оценок. Согласно Макарову, генерал, уже проживая в Севастополе, «категорически отказался» уезжать за границу[26]. Ещё более характерен другой фрагмент, передающий разговор, который состоялся накануне падения Харькова, в ноябре 1919-го. «Я намекнул, что, благодаря иностранным орденам, и за границей будет хорошо (награждение генерала британским «командорским рыцарским знаком ордена Святых Михаила и Георгия» состоялось незадолго до этого; тогда же в русской печати, со ссылкой на сведения, полученные в английской военной миссии, сообщалось, что «орден этот является вторым по степени важности... Кавалеры ордена Святых Михаила и Георгия получают право именоваться «Sir», что соответствует нашему «Ваше сиятельство». Кроме того, орден этот даёт право на баронскую корону к гербу, и кавалеры его помещают свои гербы в маленькой исторической часовне Святых Михаила и Георгия...»[27]. — А. К.).
— Все эти награды не имеют значения: когда будешь без армии и родины, ордена вызовут лишь скрытые насмешки наших союзников. Я, я этого не перенесу, — твёрдо сказал генерал, помолчал и добавил:
— Я лучше предпочту кольт... (Курсив наш; фраза звучит тем более знаменатель¬но, что Макаров вообще не упоминает в дальнейшем о смерти своего бывшего на¬чальника и её обстоятельствах. —А. К.)»[28]
Бог весть, что творилось в душе у Май-Маевского в страшные часы крымской эвакуации и каковы должны были быть переживания человека, с именем которого связывали как блестящие победы Добровольческой армии летом 1919 года, так и её тяжёлые поражения осенью — причём вторые чаще, чем первые... Он уже не узнает, что его недавний главнокомандующий, генерал Деникин, несколько лет спустя будет подводить итог его деятельности так:
«Личность Май-Маевского перейдёт в историю с суровым осуждением...
Не отрицаю и не оправдываю...
Но считаю долгом засвидетельствовать, что в активе его имеется тем не менее блестящая страница сражений в каменноугольном районе, что он довёл армию до Киева, Орла и Воронежа, что сам по себе факт отступления Добровольческой армии от Орла до Харькова при тогдашнем соотношении сил и общей обстановке не может быть поставлен в вину ни армии, ни командующему.
Бог ему судья!»[29]
И конечно, приведённых выше скудных сведений, отрывочных свидетельств, косвенных аргументов отнюдь не достаточно для того, чтобы к обвинениям в адрес генерала Май-Маевского добавить ещё одно, определённо причислив его к «самовольне живот свой скончавшим» — его, единственного из белых полководцев та¬кого уровня, кто просто не смог пережить оставления Родины.


Примечания
1. Такое написание отчества генерала мы принимаем, следуя за «Списками Генерального Штаба» 1914 г. (последний подробный) и 1917 г. (последнее типографское издание).
2. Ошибка допущена в Большой Советской Энциклопедии (изд. 3-е. Т. 15. М. 1974. - С. 220) и двух изданиях энциклопедии «Гражданская война и военная интервенция в СССР» (М. 1983. С. 338; изд. 2-е. 1987. С. 343).
3. Деникин А. И. Очерки русской смуты. Т. 5. Берлин. 1926. С. 238.
4. Калинин И. М. Под знаменем Врангеля. Л. 1925. С. 173.
5. Штейфон Б. А. Кризис добровольчества. Белград. 1928. С. 7.
6. Кавтарадзе А. Г. Указатель имён//Слащов-Крымский Я. А. Белый Крым, 1920 г. М. 1990. С. 250.
7. Шатилов П. Н. Памятная записка о Крымской эвакуации//Белое Дело. Кн. 4. Берлин. 1928. С. 99-100.
8. Там же. С. 100.
9. См., например: Цветков В. Ж. Правда и вымыслы в истории Белого движения: генерал В.З. Май-Маевский — командующий Добровольческой армией (май — ноябрь 1919 г.)//Белое движение на Юге России (1917-1920): неизвестные страницы и новые оценки. М. 1997. С. 48-55.
10. Шатилов П. Н. Указ. соч. С. 100.
11. Н.И.К. Последние дни большого дворца//Архив русской революции. Т. 5. Берлин. 1922. С. 88.
12. Юткевич С. И. Из ненаписанных мемуаров//Панорама Искусств. Вып. 11. М. 1988. С. 83.
13. Врангель П. Н. Записки. Ч. 2//Белое Дело. Кн. 6. 1928. С. 239.
14. Штейфон Б. А. Указ. соч. С. 8-9.
15. Врангель П. Н. Указ. соч. Ч. 1//Белое Дело. Кн. 5.1928. С. 132.
16. Макаров П. В. Адъютант генерала Май-Маевского. 1-е изд. Л. 192[?]. С. 18, 24.
17. Критский М. А. Корниловский ударный полк. Париж. 1936. С. 116-117.
18. Штейфон Б. А. Указ. соч. С. 74.
19. Критский М. А. Указ. соч. С. 117.
20. См. об этом: Альмендингер В. В. 0рловщина//Вестник первопоходника. № 61-62. Los Angeles. 1966. С. 29-30; Макаров П. В. Указ. соч. С. 77-78; Шафир Я. 0рловщина//Антанта и Врангель. Вып. 1. М.; Пг. 1923. С. 132.
21. Деникин А. И. Указ. соч. Т. 5. С. 237.
22. Краснов В. М. Из воспоминаний о 1917-20 гг.//Архив русской революции. Т. 11. 1923. С. 163.
23. Павлов В. Е. Марковцы в боях и походах за Россию в освободительной войне 1917-1920 годов. Кн. 2. Париж. 1964. С. 34.
24. Критский М. А. Указ. соч. С. 162.
25. ГА РФ. Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 754. Л. 199,214.
26. Макаров П. В. Указ. соч. С. 72.
27. См.: Петерc Д. И. Материалы к истории наградного дела Белого движения 1918-1922 гг. Филадельфия. 1991. С. 3.
28. Макаров П. В. Указ. соч. С. 66
29. Деникин А. И. Указ. соч. Т. 5. С. 238.

[Василий О.]

Вообще даже Мекензевы горы не бросились защищать, позорная ситуация

[Baumbach]

Могил командиров Добр армии нет, да и не могло быть. Дроздовского хоронили тайно, настолько тайно, что как писал Туркул (командир Дроздовской дивизии), он во время немецкой окупации посетил Севастополь с немколькими офицерами, но могилу командира так и не нашел. Мой товарищь занимался поисками этого захоронения, и сопоставив воспоминания участников, карты Севастополя тех лет, пришел к выводу что генерал Дроздовский был похоронен на месте нанешнего стадиона КЧФ.
Про генерала Май-Маевского я информацией не обладаю.

[PREX]

В своё время два местных аборигена , абсолютно не знакомых друг с другом , но знакомых с легендами о захоронении вождей белого движения в славном городе-герое,с пеной у рта доказывали мне тёмному ,что на городском кладбище на ул.Пожарова они собственными глазами лицезрели (причём в разное время) могилу Май-Маевского ,но всякий раз когда я предлагал им показать сие заветное место-как предмет паломничества будущих поколений ( не обременённых наследием проклятого прошлого) продвинутых потомков – все как всегда съезжали с базара-ну типа это было дааавно,та мы щас ничего не вспомним,нашли типа совершенно случайно,один утверждал-справа от церкви,другой говорил-слева, НО оба сходились только в одном – надгробие было в виде необработанного (рваного) куска природного камня (толи мрамора,толи гранита,толи мраморавидного известняка)…

А несколько лет назад (в середине 90-х) заглянули мы как-то на кладбище с корешом бабку его проведать(какя-то там годовщина смерти была-типа юбилей,вот и проснулись у внучка родственные чувства…).Ну сидим на могилке,старушку поминаем,бутылка палёной водки из ближайшего ларька очень быстро опустела и тут весьма кстати кореш мой решил передо мной ерудицией блеснуть-а ты говорит знаешь-тут ведь сам Май-Маевский откинулся и припарковался?!Да-ну,говорю я –врёшьььь!!!!!!!!!!Учитывая что бытылка опустела,а выпить хочется (а денег нет),вот я корешу и говорю-а давай брателло на пузырёк поспорим-покажешь могилку-ставлю я, если могилку не найдём-ставишь ты!!!!!Кореш долго мялся,но желание выпить за чужой счёт (какой однако наивный) взяло верх над затуманенным алкоголем разумом ,мы ударили с корешом по рукам и подогретые бутылкой спиртного резво бросились на поиски сокровищ в виде бренных останков генерала…
Пятки уже были хорошо смазаны алкоголем,всё кладбище перевернули вверх дном,прошерстили вдоль и поперёк,слева за церковью(в сторону инфекционки) ,ближе к забору набрели на парочку свежевскрытых склепов (причём хабарил кто-то конкретно,склепы были “подвального” если так можно выразится типа,такой склеп не выступал над землёй,а был как бы закопан,в склеп вели ступени от уровня земли и вниз,что бы ступени не засыпало землёй,их сверху закрывали двумя металлическими дверьми,которые ложились параллельно поверхности.Получалось так,что потолок склепа был вровень с землёй,и сверху на него ставили оградку и надгробие с перечнем усопших.В нашем случае ограды и памятника уже давно не было,за прошедшее время сверху намыло изрядный слой земли ,так что склеп практически не просматривался,НО у кого-то глаз оказался очень зорким (прям как рентген) и склепики вскрыли конкретно через пролом в потолке…( а нафига ступени, когда есть лом и лопата). В одном из склепов запомнился чудной работы цинковый гробик-ну прямо произведение искусства (во всяком случае выглядел намного богаче и солидней,чем в личных апартаментах у того же А.А.Максимова),больше всего понравились ножки гроба в виде львиных лап и ручки для переноски по периметру в виде львиных морд.Правда цинкачи уже были выпотрошены и не здоровый запашок отбил охоту знакомится в подробностях с шедеврами кладбищенского искусства).
Но больше всего запомнилось не это….лезем с корешом где-то за церковью (в сторону инфекционки) ,еле продираемся через кусты шиповника и волчьей ягоды,район оказался совсем запущенным ( и куда только эта власть смотрит….) и не проходимым…и тут в ближайшей чаще раздаётся душераздирающий женский вопль(надо сказать что бег с препятсвиями от одной могилки к другой – занятие монотонное и однообразное ,что несколько притупило нашу бдительность…)Я сделал вид что не услышал криков о помощи, но кореш с укоризной посмотрел на меня (как Ленин на буржуазию) и заявил-“А вдруг девушку насилуют?!!!!”В общем, разбередил дружбан мою совесть(которая до этого спала крепким сном в самых дальних уголках сознания), и обуреваемый лыцарсими чувствами (выломав предварительно из ближайшей оградки увесистый железный пруток ) я бросился на помощь таинственной прекрасной незнакомки…(лучше бы мимо прошёл…)…
Продравшись через непроходимые заросли , мы оказались с корешом на полянке…и очень пожалели что не было с нами Васнецова или Айвазовского… , с двух сторон полянку ограничивали парачка склепов,между которыми была натянута верёвка и сушилось непонятного цвета,возраста и фасона одежда и бельё,из одного склепа торчала керамическая труба и тянулся дымок от приготавляемого непонятно из чего и непонятно на чём обеда,из другого склепика выглядывала перепуганная морда непонятно какой породы собачки,сидящей на привязи…Но главное действо разворачивалось на полянке между склепиков и представляло из себя одно большое побоище.Вокруг кучи-малы время от времени с вытаращенными от боли глазами пробегал мужичок,на спине которого сидела наша таинственная незнакомка (трудно определяемого возраста и вероисповидания ) ,и крепко вцепившись своими костлявыми ручками мужичку в волосы, очень настойчиво пыталась укусить его за ухо ,время от времени выдавая в эфир свои глубокие познания в русском языке в виде хорошего отборного мата!У меня от увиденного дар речи пропал – стоял и смотрел как заворожённый..Тут из толпы выныривает мужичок и к нам-“Закурить есть?А выпить?”(это он с нами типа беседует).Но пока мы с корешем подобрали челюсти,лежавшие до этого на земле от увиденного,пока собрались с мыслями (проклятый алкоголь),местный попуас понял что не дождётся от нас хлебосольного предложения выпить и закурить (на халяву) и с воплем “Бей козлов!” и размахивая костылём над головой окунулся обратно в разборки…Рядом с нами только остался стоять растоптанный кирзовый сапог 45-го размера ,слетевший в азарте с ноги мужичка (хотя ему бы и 38 размер в самый раз был бы , другая нога была без обуви-просто обмотана какими-то тряпками,а сверху обвязана целлофаном)….
Как потом выяснилось-две конкурирующии группировки бомжей делили территорию и сферы влияния ( недвижимость,как известно-всегда в цене!тем более в центре города…когда Куня и Вован из Севрейхсканцелярии начинают рассуждать про приют для бомжей,я всегда вспоминаю старое городское кладбище - строить ничего не надо,уже всё построено до вас господа,осталось только проведи водопровод и лампочку Ильича вкрутить…)
Да,что то немного отвлеклись….Ну как вы уже наверно догадались,опохмелялся я за счёт кореша,т.к. ни хрена мы на кладбище из бренных останков белого движения не нашли…хотя конечно и не факт,что их там не было…
Смею высказать своё субъективное мнение: даже если и успели умершего генерала похоронить тихо и спокойно до прихода в город краснопузых,то воздвигать на его могиле памятник (любой) при советской власти ( голод + террор ) было бы полным самоубйством!
Так что если и лежат кости генерала на городском кладбище ,то наверняка в безымянной могилке…

А что касается адъютанта Май-Маевского – тов.Макарова,то специально созданная в конце 20-х годов партийная комиссия (для разоблачения всякой шушеры,примазавшейся к делу революции ) пришла к выводу ( и следователи НКВД в концен 30-х гг. это подтвердили ) о том , что Макаров не был ни сотрудником военной,ни тем более сотрудником политической разведки,у белых оказался волей случая (специально к белым от советской власти его никто не засылал),никакого отношения к большевистскому подполью не имел , информацию передавал (иногда) красно-зелёным на возмездной основе , (оказать помощь в освобождении арестованных подпольщиков-отказался),после ареста и бегства партизанил в Крыму ( но даже Врангель говорил,что Макаров воюет не за идею,а мстит за казнённого брата-тот действительно был большевистким подпольщиком).
Хотя конечно,по своему-Макаров-личность незаурядная!
А фильм “Адъютант его привосходительства “ он действительно не любил…наверно потому,что фильм сильно отличался от жизни…

[Baumbach]

2 PREX
Занятное чтение. Про Макарова все верно, для несведующих: почитайте Милитари Крым, там про него большая статья, с разбором его "подвигов"

[oigen77]

А ссылочку? Наверняка, это статья в Милитари- очередная грязь и поклеп-"разоблачение" в современном бело-монархическом духе расплодившейся ныне необелогвардейской сволочи, любителей киноговна типа "Адмирала", очерняющая все красное... Вот вандалы! На святое замахиваются! Да где б они были, если б не революция Ленина?!!

[киже]

Просматривая ветку вспомнил об любопытном (и наверное довольно уникальном) фото 1919 г., чудом сохранившемся в семейном архиве. Там зпечатлён Май-Маевский принимающий парад в одном из освобождённых от красных городов Малороссии (каком - можно рассказать и позднее), а рядом с ним -его адьютант, брат деда. Подробности и фото охотно выложу здесь, если уважаемые Севастопольцы исполнят одну мою просьбу. Будучи гостем вашего города в начеле минувшего сентября, в холле военно-морского музея, перед входом в экспозицию, на переносном стенде видел цветной скан в формате
А-4 портрета адмирала 70-х гг. XVIII в. Это не Нахимов и не Грейг.
Просьба - выложите здесь плиз этот скан в аналогичном разрешении и цвете и расскажите об этом адмирале.

[киже]

А ссылочку? Наверняка, это статья в Милитари- очередная грязь и поклеп-"разоблачение" в современном бело-монархическом духе расплодившейся ныне необелогвардейской сволочи, любителей киноговна типа "Адмирала", очерняющая все красное... Вот вандалы! На святое замахиваются! Да где б они были, если б не революция Ленина?!!

"Революция - это удавшийся путч, а путч - не удавшаяся революция".
Когда Троцкий на Уол-Стритовские займы создавал, вооружал, кормил и обувал Красную армию, он ведь думал не о Вас , а о власти. А белым "союзники" в долг ни одного патрона не дали. Когда Колчак на деньги из золотого запаса заказал боеприпасы в США, боеприпасы передали красным, конечно"по недоразумению". Или Вы всю жизнь серьёзно думали, что Красная армия на энтузиазме взросла, а не на забугровых деньгах? Так чем же красные отличаются от оранжевых, например? Тем, что были более жестоки? Цель то одна - развалить российское культурное пространство. Оторвать от него куски побольше, уничтожить на окраинах империи имперский язык, как средство культурной коммуникации.

"ИЗ ДВУХ ЗОЛ ПОБЕЖДАЕТ САМОЕ ЗЛОБНОЕ, ОНО СТАНОВИТСЯ ДОБРОМ" -
весьма интересная у Вас подпись. Точно про красных.

[Baumbach]

А ссылочку? Наверняка, это статья в Милитари- очередная грязь и поклеп-"разоблачение" в современном бело-монархическом духе расплодившейся ныне необелогвардейской сволочи, любителей киноговна типа "Адмирала", очерняющая все красное... Вот вандалы! На святое замахиваются! Да где б они были, если б не революция Ленина?!!

Милитари Крым, уважаемый исторический журнал, и не стоит по Ленински, ловко клеить ярлыки про поклёп и грязь, тем более вы статью не читали. Хотя ваша позиция понятна, так в советском союзе дружно травили на собраниях неведомых Шестоковича, Ахматову: «Мы это не читали, но дружно осуждаем!». Прежде чем высказать свое мнение, ознакомьтесь с вопросом.

[KOROLEVA]

Зиновий и Зенон- два совершенно разных имени...вот точно что- ох уж эти журналисты...не все, конечно

[Полярный]

Та вы шо!!! Статья в № 1 Милитари-Крым про Макарова - это же елки-палки верхатура историографической мысли! Там автор самый главный крымский ученый-криминалист, занимающийся историей! Очень толково все написано! Я очень много отзывов про эту статью слышал и сам неоднократно читал. Вся судьба Макарова описана в мельчайших подробностях (вплоть до его судьбы на протяжении 1941-1945 гг.). Фотки есть. Очень советую почитать! И журнал клевый, побольше бы таких!

[KOROLEVA]

не спорю...но важно всё же было историку разобраться, кто он: Зеновьевич или Зенонович

[MMikhail]

http://www.grafskaya.com/article.php?id=485 "Адъютант Май-Маевского чекист нелегал или миф советской пропаганды?"

[Полярный]

Чего-то я непонял. А почему автора зовут "Владимир Павлович"?!