Sevastopol.info

Многим, наверное, запомнился вопрос проходимца Маргадона из знаменитого фильма: "Хочешь большой, но чистой любви?" Да кому же не хочется ее, любви, — и большой, и чистой, причем без всяких "но"?
Впрочем, именно эти самые "но" на пути любви будут появляться постоянно. Иначе, увы, бывает нечасто.
Достаточно того, что мы о любви даже сказать по-человечески зачастую не в состоянии — банально не хватает словарного запаса. И вот тут на помощь приходит классика. Она нас учит и думать, и понимать, и чувствовать, и говорить о своих чувствах. Это очень нужно молодым. И это ничуть не повредит взрослым.
"Олеся" Александра Ивановича Куприна! История о "нежной, великодушной" любви "колдуньи" из лесной непроходимой глухомани к затосковавшему в вынужденной служебной ссылке в полудикий угол Волынской губернии городскому барину.
В газете "Одесские новости" от 3 декабря 1914 года об "Олесе" можно найти такие строки: "Речи "ведьмы" полны такой нежной ласки, такой волнующей тайны, что некоторые страницы производят впечатление музыкального произведения — лесной симфонии..."
Эту небольшую — за полчаса можно прочесть — повесть Куприн написал еще очень молодым человеком; в 1898 году, когда "Олесю" опубликовала газета "Киевлянин", автору было только 28 лет.
Горький позже так напишет Куприну: "Эта вещь нравится мне тем, что она вся проникнута настроением молодости. Ведь если бы вы писали ее теперь, то написали бы даже лучше, но той непосредственности в ней бы уже не было..."
"Проникнута настроением молодости" — эти слова непременно следует запомнить, очевидно соглашаясь с тем, что человек в 28 лет, даже исключительно наблюдательный и талантливый, еще не набрал запаса чужих жизненных ситуаций и пишет в основном о самом себе, о собственных переживаниях и чувствах.
Но если даже Куприн в самом деле только облёк в замечательную литературную форму услышанный им в гостях рассказ безвестного полесского помещика Порошина, то глубоко пропустил через свое сердце все происходящее в повести — и натуралистический реализм обстановки, и романтическую мистику в отношениях главных персонажей. И не приходится удивляться тому, что повествование ведется от первого лица. Впрочем, конечно, ставить знак равенства между автором и героем повести было бы наивно.
Молодой, вполне себе благополучный и образованный барин Иван Тимофеевич волей случая оказывается в настоящем, как это обычно называют, медвежьем углу, среди — это его собственное определение — "первобытных натур", где каприз судьбы сводит его с лесной "ведьмакой" Мануйлихой и ее внучкой Олесей, молодой и прекрасной "колдуньей".
Повесть "Олеся" столь "драматургична", что просто просится на сцену и на экран. Первый фильм "Олеся" был снят еще в 1915 году; вряд ли среди нас есть те, кто может похвастаться, что видел его. В 1956 году свой знаменитый фильм "Колдунья" с юной Мариной Влади в главной роли снял француз Андре Мишель. Впрочем, он перенес действие повести из глухого малороссийского Полесья в Швецию — возможно, в середине прошлого века там еще можно было найти нечто девственно-захолустное. И это, конечно, было что угодно, но не Куприн.
В 1971 году фильм "Олеся" был снят на киевской киностудии им. А. Довженко, с 30-летней Людмилой Чурсиной в заглавной роли. Откровенно говоря, выдающимися достоинствами упомянутая кинолента не обладает. Некоторые детали даже поражают: так, совершенно не ясно, зачем малоприятного урядника, которого Куприн назвал Евпсихий Африканович, вдруг переименовали в Евтихия Петровича. Мелочь, казалось бы...
Удалось разыскать любопытный отзыв об этом фильме. Его автор указывает, что киновоплощение "увеличивает масштаб философии" и пишет далее: "С такой высоты становятся неразличимы тончайшие детали переживаний, химия отношений любящих душ. Всю полноту источника передать не удалось..."
Очень может быть, эти самые "тончайшие детали переживаний" и "химия отношений" более доступны искусству театра, а не кино. Видимо, то, что кино может показать "с такой высоты", театру дано показывать изнутри и рядом.
Как в значительно более "мастерском", зрелом "Гранатовом браслете", так и в прозрачно-наивной, "проникнутой настроением молодости", почти ученической "Олесе" Куприн ставит один и тот же вопрос: почему отношения главных героев заканчиваются трагически, почему их чувства изначально, заведомо безнадежны и обречены?
Убедительное и простое (и, кстати, вполне достаточное) объяснение лежит на поверхности: социальная пропасть между героями. В самом деле, в "Олесе" — ну что общего может быть у диковатой, неграмотной лесной "колдуньи" и благополучного, образованного молодого барина, который за высокими и трепетными чувствами не забывает, что "службой пренебрегать нельзя" и размышляет о том, "какова будет Олеся в городе, в "модном платье", исторгнутая из этой очаровательной рамки старого леса".
Вот эта самая "рамка" имеется, как мы понимаем, и для каждого из нас...
Но есть и другое объяснение, более глубокое: Олеся и "паныч" Иван Тимофеевич психологически несовместимы! И Олеся, несравненно более мудрая, это прекрасно понимает. Едва лишь взглянув на своего возлюбленного, она обнаруживает в нем сердце "холодное, ленивое". И мало того: "Доброта ваша не хорошая, не сердечная... Настанет такое время, что руки сами на себя наложить захотите..." Вопреки своему знанию в этого "доброго, но слабого" человека Олеся безоглядно, искренне, жертвенно влюблена. А он... Так, благожелательный и снисходительный Миклуха-Маклай среди озлобленных, дубоватых аборигенов... По большому счету, растворяясь в неизвестности, Олеся спасает не только себя, но и Ивана Тимофеевича. Любопытно, понял ли он это?
Одним словом, "тончайшие детали переживаний" и "химию отношений" севастопольский ТЮЗ готовится перенести на сцену, готовится показать своим зрителям. Идет большая работа над новым спектаклем. Нас ждет "лесная симфония".
Не забудьте: премьера уже 15 февраля!

Игорь Азаров