Sevastopol.info

А молодым вообще ничо не надо, акромя дешевого телефона и дешёвого пива; ну, там, когда деньжат подзаработают - ещё машинку красивую и тёлочку смазливую прикупить - и всё, и счастья - полные штаны... А всякие там комунизЬмы-идиотизЬмы - не, не, не - это ни к чему, это вы, старые маразматики, себе для развлекаловки оставьте. Так что безо-всякой там идеологии связь поколений в очередной раз лихо оборвалась и взрастёт племя новое-безмозглое-от-рождения, ибо чему его могут научить родители, если они сами ничего не знают?
Так что прав был Задорнов: "Ну, тупы-ы-ы-е..."
А на счёт красоты...
Понятие сильно-растяжимое.
До 'геволюции красавицами дозволено было именоваться только барышням высоких сословий, взращённых в результате искусственного отбора утончённо-изнеженными. Но пламенные 'геволюционе'гы всех их бодро вырезали и заменили на рабоче-крестьянскую-красоту-с-веслом. До-о-о-лго она стояла, с веслом-то, потом самим же власть-имущим надоело, на безмозгло-худосочную клубничку потянуло... Ну, и пошли взращивать на грядках уже в 80-е...
Тема, кстати, интересная - кто поддержит? К примеру, polly4 всё пытается возбудить тему про возбуждение - может, возьмётся? А?

Вариант 1.
Татьяна Лиознова в бессмертном фильме "Семнадцать мгновений весны" приписала авторство Иозефу Геббельсу. Кроме министра пропаганды, эту цитату принято приписывать Герингу, Гиммлеру и Гейдриху.
Михаил Веллер в своей лекции "Русская классика как апокриф" прочитанной им в Туринском университете в 1990 году, приписывает авторство Бальдуру фон Шираху, в тот период, когда он не был еще членом НСДАП и фюрером "Гитлерюгенда", а был молодым, способным драматургом. Те не менее Ширах не автор этой знаменитой цитаты. Глава "Гитлерюгенда" Бальдур фон Ширах эту фразу не выдумал, а лишь повторил в своей публичной речи в 1938 году. Эта речь, где Ширах на самом деле вытаскивает свой пистолет, попала даже в документальный фильм. А Герингу эту фразу приписал Фрэнк Капра.
Кстати, сама упомянутая цитата является классическим случаем слов, выдернутых из контекста и не несет в себе никакого мракобесия. Пьеса, из которой она взята, рассказывает о Германии 1920 года. Герой пьесы по ходу действия рассказывает историю. (Так называемая вставная новелла) Только что проиграна война. Чудовищная инфляция и безработица, всеобщее обнищание. На улицах полно бездомных и инвалидов. В рождественский вечер люди приезжают в театр. На улице снег и мороз, у подъезда стоит мальчик босиком и в лохмотьях. Милостыню просить запрещено, поэтому он делает вид, что продает спички. Но никто не обращает внимание на замерзшего ребенка. Зрители идут мимо, рассуждая, что Германия не погибла, пока у нас есть наша великая культура. Когда зрители выходят после спектакля, мальчик уже замерз и даже его тело замело снегом. Но людям нет до этого дела. Они продолжают рассуждать, что наша великая культура бессмертна, а значит и страна непобедима. И в заключении этого рассказа, герой пьесы и произносит свою фразу: "Теперь, когда я слышу слово "культура", моя рука тянется к пистолету".
А пьеса эта - "Шлагетер", ее автор Ханс Йост. Написана в 1933 году.
Вариант 2.
Фразу: "Когда я слышу слово "культура", моя рука тянется к пистолету" - кому только не приписывали. И Гитлеру, и Геббельсу, и Розенбергу.
На самом деле, слова эти лихие сказал (устами своего литературного героя) Ганс Йост.
Кто такой этот Ганс Йост? В курсе зарубежной литературы XX века о нём обычно не упоминают. А всё потому, что этот писатель-экспрессионист, он в конце 1920-х годов примкнул в нацистам.
А дальше, как сообщает википедия: "В 1933 году, вскоре после прихода нацистов к власти, Йост написал пьесу "Шлагетер", приуроченную ко дню рождения Гитлера с посвящением «Адольфу Гитлеру с любовью и непоколебимой верностью» (Für Adolf Hitler in liebender Verehrung und unwandelbarer Treue). Пьеса восхваляла подвиг Альберта Лео Шлагетера, расстрелянного в 1923 году за то, что пускал под откос французские поезда в период французской оккупации Рура, и ставшего одним из главных «мучеников» в нацистском мартирологе.
Фраза, ставшая знаменитой, в оригинале звучит как «Когда я слышу слово „культура“… я снимаю с предохранителя свой браунинг!» («Wenn ich Kultur höre… entsichere ich meinen Browning») (многоточие в тексте) и произносится боевым товарищем Шлагетера, Фридрихом Тиманном. Во время подготовки к экзаменам они начинают обсуждать, стоит ли тратить время на учёбу, когда страна несвободна. Тиманн заявляет, что предпочитает сражаться".
Вариант 3.
Согласно красивому мифу, фраза звучит в пьесе одного немецкого драматурга в следующих обстоятельствах. Высококультурная публика расходится то ли после концерта, то ли после спектакля, предаваясь умным рассуждениям о только что услышанном и увиденном. У подъезда побирается нищая девочка. Публика обходит её, стараясь не замечать... И вот тут-то герой пьесы и произносит эту сакраментальную фразу.
Согласитесь, красиво. Но, к сожалению, тоже неправда.
Хотя это действительно слова из пьесы, которая называется "Шлагетер" (фамилия героя), и написал её драматург Ганс Йост. Он был что называется "реакционером": не любил буржуазной публики, любил простой германский народ и считал виновником его невзгод евреев. Всё это вместе сделало его сторонником Гитлера.
Фраза звучит в пьесе при следующих обстоятельствах. Её герой, недавний участник Первой мировой войны, молодой лейтенант Альберт Лео Шлагетер (кстати, реальное историческое лицо) готовится к поступлению в университет. Он считает, что должен осваивать азы политэкономии, потому что главная политическая борьба за будущее нации развернётся не на поле брани, а в политических и финансово-промышленных лабиринтах.
С ним не согласен его товарищ, считающий, что бороться нужно здесь и сейчас, с оружием в руках. Именно он в ходе спора с Шлагетером и произносит пресловутую фразу. Всё? Нет.
Самое интересное – это реальная история Шлагетера, участника германских добровольческих отрядов, о которых мы в силу понятных причин мало что знаем.
После официального окончания Первой Мировой войны, в которой Германия была объявлена потерпевшей поражение, вооружённое сопротивление немцев отнюдь не прекратилось. Вчерашние солдаты и офицеры не все отправились в Берлин искать работу, спорить об искусстве, напиваться и тосковать, как в романах Ремарка. Нет, армия не прекратила существования. На её основе возник так называемый "Добровольческий корпус", Фрайкор, и ему было суждено сыграть весомую роль в истории.
В частности, Фрайкор воспрепятствовал "большевизации" Латвии. А главное, не допустил успеха коммунистической революции в Германии в 1919 году и тем самым – положил конец надеждам на Мировую Революцию. Российским большевикам пришлось считаться с тем, что события происходят не в сферическом вакууме революционной теории, а в конкретной стране с конкретными условиями и традициями, что привело к смене курса на "победу революции в отдельной стране" и осознанию необходимости её модернизации.
Но это было потом. Жизнь же бойца Фрайкора Альберта Лео Шлагетера оборвалась следующим образом: он организовывал железнодорожные диверсии в Руре (области, отторгнутой от Германии по итогам войны), был задержан французскими властями и расстрелян.
В финале пьесы Йоста он стоит на коленях перед расстрельной командой спиной к зрительному залу. Солдаты целятся сквозь его тело в зрителей. Шлагетер восклицает: "Германия! Молю! Приказываю! Поднимайся!" Звучит залп, вспышка... Конец.