Ещё один Коровин!
Фаэтон в Севастополе 1916г.
ТЕНИ СЕВАСТОПОЛЬСКИХ ФОНАРЕЙ
По воспоминаниям весьма известной в начале ХХ века актрисы Надежды Комаровской, с которой Константина Коровина связывали далеко не однозначные, по всей видимости, отношения, едва накатывал май, как душа Коровина рвалась в Тавриду. «Выезжали из Москвы в середине апреля в Крым,—писала Комаровская.—Севастополь представал весь в сверкающих бликах южного солнца. Всюду на улицах продают цветы. Коровин покупает целый сноп пионов, пышных, ярких, пахучих. Он бережно несет их себе в гостиницу и садится писать... На другой день—путь в Ялту...»
А в Гурзуфе у Коровина давно уже отстроенный дом, выполненный по собственному проекту. Сейчас там дача художников Украины... Но в Севастополь маэстро наезжает часто. И много здесь создает жизнерадостных этюдов и картин.
Особенно урожайным выдался 1916 год. Благодаря стараниям родственников по линии семьи живописца И.Прянишникова Константин Алексеевич получил рекомендательное письмо к севастопольскому градоначальнику контр-адмиралу С.И.Бурлею, и тот способствовал художнику воспользоваться услугами флотских врачей из Военно-морского госпиталя.
Судя по всему, Коровину был назначен и курс физиотерапевтических процедур. Он через день ездил в Сеченовский институт на Приморский бульвар. В письме В.А.Теляковскому, директору Императорских театров России, художник упоминает такой факт: «...стал писать из окна. Видна гавань и корабли».
А дальше—совершенно неожиданный пассаж. Он признается Теляковскому, что врачи в Москве—это просто-напросто рвачи. Например, терапевт Щуровский со Сретенки брал за визит по 50 рублей, а вдобавок выцыганивал и целую картину. А флотский доктор ничего не берет. Более того, и лечит отменно...
К слову, Севастополь преподнес, однако, и изрядные неприятности больному художнику. Шла Первая мировая война, и ему было выдано официальное предписание... ничего не писать вблизи бухт и равелинов. Это, конечно, был удар ниже пояса. Коровин возмущался: ему, российскому академику живописи, не доверяет флотское разведывательное ведомство...
Помощь пришла с совершенно неожиданной стороны. Всего лишь вольноопределяющийся, в цивильной жизни—музыкант севастополец Я.Якобсон каким-то образом, через знакомых и почитателей таланта Коровина, сумел-таки выхлопотать ему квоту доверия—разрешение рисовать в «неосажденном» Севастополе...
Здесь, на набережной Корнилова, в паузах между водными процедурами Константин Алексеевич создал свое программное полотно—«Севастополь. Рыбачья бухта». Легко угадывается абрис Артиллерийской бухты, а там, вдали,—подсвечиваемое закатным багрянцем желтых солнечных лучей двух оттенков—теплого и лимонного—здание Сеченовского института. На переднем плане—домик для разделки рыбы. В 50-е годы здесь, у парапета, всегда причаливал, не дадут соврать старожилы, уютный пароходик—земснаряд «Урицкий», добывающий песок для новостроек, а чуть левее располагались экзотические рыбные ряды...
Именно здесь (на мраморных мокрых столешницах) воображение Коровина поразила, кстати, «огромная, ярко горящая на солнце рыбина—морской петух...» Как свидетельствует Надежда Комаровская, этот умопомрачительный по созвездию красок напыщенный «Мальболио морских глубин» настолько поразил художника, что подсказал ему решение образа царя Дадона для оперы Н.А.Римского-Корсакова «Сказка о золотом петушке»...
Но вернемся к картине «Севастополь. Рыбачья бухта». Вместе с воинами белого движения это полотно «уплыло» в 1920 году в Бизерту, чтобы потом, спустя более чем полвека, вернуться на «постоянное место жительства»—в Севастопольский Художественный музей из Москвы.
А в Москву, в Минкультуры СССР, эту вещь возвратила правнучатая племянница П.А. Корсакова—брата лицейского товарища А.С.Пушкина—Евгения Ивановна Корсакова, доживавшая свой долгий век в... Аргентине.
Вот какой длиннющий маршрут проделало севастопольское творение нашего замечательного художника.
В Севастополе он в эту поистине для него «болдинскую» пору 1916 года создал целую плеяду этюдов и целостных картин. Это и «Фаэтон в Севастополе» (Графская пристань), и «Базарная площадь» (находится в московском частном собрании), и «Севастополь зимой» (у последнего тоннеля), и, наконец, пышное, яркое, колоритное полотно «Рыбы, вино и фрукты»—как правило, «свадебный адмирал» натюрмортных экспозиций в Третьяковской галерее.
Немало эскизов Константин Коровин привез в Москву и из Балаклавы. Здесь он, кстати, близко сошелся с греками-рыбаками, приохотился ловить рыбу острогой в ночи, с лодки, в таинственной багряно-фиолетовой подсветке факела.
Уж здесь-то, в Севастополе и Балаклаве, щедрая крымская природа давала ему сотни шансов окунуться в любимую свето-воздушную среду, полную полутонов и ощущения радости бытия.
Кстати, не все так уж играючи удавалось мастеру. Художник Б.Иогансон вспоминает, как Коровин в течение двух недель «не мог взять тень от фонарей», набрасывая этюд Севастопольской бухты. Он иногда в один присест мог уничтожить до десятка эскизов.
И все же—в итоге Константин Алексеевич подарил миру прекрасные творения севастопольской приписки, которые украшают постоянные экспозиции десятков музеев мира.
Севастопольский искусствовед, большой знаток творчества корифеев русской живописи Людмила Смирнова так отзывается о цикле севастопольских полотен К.А.Коровина: «Несмотря на этюдность, все работы, созданные здесь, композиционно закончены, «срежиссированы», написаны легко и звучно, «быстрыми», на первый взгляд, но выверенными, широкими, свободными мазками. Все исследователи творчества Коровина единодушно отмечают художественную ценность севастопольских этюдов. Они написаны виртуозно и темпераментно. В них очень точно «схвачены» цветовые отношения, «впечатление» яркого летнего солнечного дня в южном городе».
По большому счету его полотна—всегда «изюминка» среди сотен лотов традиционных распродаж произведений русского искусства в аукционных домах «Кристис» и «Сотбис». Это—русский Ван Гог. Но в отличие от Винсента, который нередко предпочитал сумрачную гамму, Коровин практически избегал черных красок, хотя, как сказал К.Юон, «его манили и ему улыбались все краски мира». А сам он беззастенчиво делил людей на колоритных и бесцветных. Такую вот бестактность позволял ему по жизни допускать его неповторимый, несущий свет и добро талант...
Мы должны гордиться тем, что в городском Художественном музее хранится целых шесть его картин. Они запечатлели лучезарную улыбку Севастополя, они воспели гимн дарам моря, ветра и солнца, они увековечили те редкие мгновения, когда соотношения тонов позволяют увидеть вне времени и пространства фрагменты вновь и вновь не устающего самосовершенствоваться мира—нашей с вами колыбели...
Сомов Леонид Аркадьевич
http://www.grafskaya.com/article.php?id=780
Регистрация
Вход
Правила форума
Поиск
