vv-p писал(а):
Во как. Всем дал выдающийся историк-цивилист Савилов.И Мухину с его "фактажем"(слово-то какое нашел "фак-таж") и защитникам города -(какие с них защитники? они ж тыловики оказывается!)По- Савиловски получается: все нормальные защитники полегли к 30-му, а все остальные -тыловики, че их вакуировать-то?Пущай дерутся! А я пойду (иванов
Совещание короткое. Командиры в нескольких словах докладывают о состоянии соединении, частей. В дивизиях в среднем по 300—400 человек, в бригадах — по 100—200. Плохо с боеприпасами. У меня острым гвоздем сидит в голове цифра: на 30 июня армия имеет 1259 снарядов среднего калибра и еще немного противотанковых. Тяжелых — ни одного.Это не Савилов писал... это строки начштаба ПА Крылова. Есть что возразить Крылову?
Цитата:
Вот такой у нас железный Вовик-без эмоций.Фактуру ему подавай!(или фактаж?) и Рубцов и Михайлов и "Плотной массой, ведя отдельных солдат под руки, чтобы никто не мог отстать, бросались они на наши линии. Нередко впереди всех находились женщины и девушки-комсомолки, которые, тоже с оружием в руках, воодушевляли бойцов."-нет не герои они по Савиловски.А герой Иванов-Петров, панику организовавшие, позор на все века."Да-а-а, и не просто родственник тебе Октябрьский, а отец духовный
Ага, вот какой есть...
А что касается Михайлова... то есть каноническая версия, а есть иная.
Цитата:
На аэродроме находился комиссар авиационной группы Б. Е. Михайлов.
— Борис Евгеньевич, вот твой самолет! На нем твоя группа, ты старший, — сказал я ему, видя, что он как-то не собирается в полет.
— Полечу на следующем, — сказал он после некоторого раздумья.
Пропустили еще три самолета.
— Когда ты собираешься лететь? С каждой минутой положение все тревожнее. На других самолетах ты будешь уже лишним или кого-нибудь из-за тебя придется оставить. Сам видишь, с какой перегрузкой идут самолеты!
— Подожду Военный совет, — сказал Михайлов. Не скрою, что в первый момент это вызвало во мне раздражение. Необходимости в том, чтобы именно Михайлов провожал Военный совет, не было. В тяжелой обстановке эвакуации люди хладнокровно выполняли свои обязанности. Много распорядительности проявил начальник штаба группы полковник Попов, да и другие.
— Не думай, Василий Иванович, что я хочу только представиться начальству.
И Михайлов рассказал мне, что его тяготило. Когда в первые месяцы войны враг стал отрезать Прибалтику, Михайлов был в Пярну комиссаром полка Героя Советского Союза Крохалева. Связь с Таллином, где находился штаб флота, нарушилась, а с фронта шли тревожные вести. Командование полка чувствовало себя, видимо, так же, как мы с Виктором Павловичем Канаревым перед эвакуацией Керчи.
— Борис Евгеньевич, слетай в Таллин, спроси, что нам делать, — сказал Крохалев Михайлову.
Борис Евгеньевич послушался его, не подумав, как может быть расценено его появление в Таллине.
— Вы как сюда попали? — услышал Михайлов от комиссара ВВС флота Пурника. — Вы же должны быть в Пярну!
— Я и был там. Прилетел, потому что не мог к вам дозвониться. Как обстановка?
— Обстановка такова: считайте, что вы здесь не были и я вас не видел! Если же в полку что-либо без вас произойдет, будете отвечать сполна.
Борис Евгеньевич только тогда сообразил, что его подозревают в трусости. «Оставил полк! Удрал первым!» Не расспрашивая Пурника больше ни о чем, он поспешил к самолету и вернулся в полк, который после этого сделал еще не один десяток боевых вылетов и лишь через две недели получил приказ о перебазировании.
Воспоминания о том случае владели Борисом Евгеньевичем в последнюю севастопольскую ночь...
— Ты понимаешь, Василий Иванович, — обратился он ко мне, — а вдруг Ставка отменит эвакуацию?
— Она только вчера ее разрешила, — ответил я. — Тогда, на Балтике, можно было сказать, что ты полетел самовольно, а здесь у тебя приказ.
— Но ты остаешься, — сказал он мне.
— Мой самолет еще не ушел, и я продолжаю участвовать в эвакуации. А тебе пора!
— Я полечу с Военным советом.
— Там лишних мест нет! С ними еще, возможно, полетит Дзюба.
— Ничего. Один человек поместится.
На этом наш разговор закончился, и больше я Михайлова не видел.
...Во второй половине дня пришли машины, и мы уехали в Новороссийск. Там я встретил В. В. Ермаченкова, В. Н. Калмыкова, Н. В. Кузенко (комиссара ВВС Черноморского флота), Дзюбу.
— Где Михайлов? — спросил я Дзюбу.
— Он должен был улететь на «У-два».
— Но он же пошел с вами?
— Да, но после того как улетели члены Военного совета, я его уже не видел.
— А на свой самолет почему не взяли? Дзюба ответил не сразу.
— Я был занят с Октябрьским, но затем, когда мы отрулили, остановил самолет и покричал ему. Он, видимо, пошел на свой самолет.
Потом я узнал, как все было.
На аэродром уже хлынули отступавшие с передовой. Один из офицеров штаба проверял по списку, кто садится в самолеты.
— Проходите! Проходите! — разрешал он. Последним протиснулся Михайлов, в реглане, без нашивок. Но у проверяющего список кончился, а в самолете и так уже оказалось почему-то трое лишних.
— Как ваша фамилия?
— Полковой комиссар Михайлов!
— Вас нет в списках!
— Я комиссар Севастопольской авиационной группы. Руковожу эвакуацией с аэродрома.
— Ничего не знаю! — отрезал незнакомый офицер штаба. — Больше взять никого нельзя. — И дверца самолета захлопнулась.
Михайлов остался...
И это не Савилов выдумал и написал... это мемуры Героя Советского Союза заместителя командира 3-й ОАГ Ракова. Так что не все так просто с Михайловым...
http://militera.lib.ru/memo/russian/rakov_vi/04.htmlЦитата:
-нет, ничто не дрогнет в сердце последышей октябрьских.Ибо на знаменах их начертано- "Высшая целесообразность", одна им ведомая, а по сути- жопа собственная.
Ага, ага, чего Вы хотите от "адвоката дъявола" (с.) (см. ветку про Октярьского а архиве).
С уважением, Владимир
Регистрация
Вход
Правила форума
Поиск
